Степан Красовский - Жизнь в авиации

На окраине города Вилейки мы без труда нашли дом, в котором находился штаб. Я доложил командиру отряда штабс-капитану Штокмару о том, что радиостанция с боевым расчетом прибыла в его распоряжение. Строгий на вид, высокий и стройный, штабс-капитан обладал приятной внешностью, хорошей строевой выправкой, спокойным, уравновешенным характером. Он поинтересовался состоянием аппаратуры и степенью подготовки радистов, затем приказал отправиться в распоряжение начальника артиллерийского отделения штабс-капитана Г. П. Кадина.

На вооружении 25-го авиаотряда имелись самолеты различных типов: "вуазен", "фарман", "Лебедь-12", "ньюпор", "моран-парасоль". Мы, связисты, с любопытством рассматривали диковинные аппараты. Больше всего поражала конструкция "Фарман-30". У этого самолета было два больших крыла, скрепленных многочисленными стойками и расчалками. В центре располагалась гондола для экипажа, опиравшаяся на два колеса. За кабиной - мотор с толкающим винтом.

"Лебедь-12" казался нам более изящным. Однако летчики недобро отзывались об этом самолете. В первый же день нам пришлось стать невольными свидетелями одного курьезного случая. На окраине аэродрома мотористы готовили к полету две машины - "вуазен" и "ньюпор". Подошли летчики. Они были в пробковых касках и походили на пожарных. Один из них сел в кабину "вуазена". Мотор запустился очень быстро. Летчик опробовал двигатель на малых оборотах, затем резко прибавил газ. Мотор взревел, но, ко всеобщему удивлению, самолет сорвался с места и понесся не вперед, а назад. Мы едва успели отскочить в сторону. "Вуазен" промчался мимо и с грохотом ударился хвостом о стоявшее поблизости строение. Лопнули стальные трубы, остановился двигатель. Из кабины вылез бледный летчик. Размахивая руками, он набросился на моториста:

- Несчастный масленщик! Опять поставил не толкающий, а тянущий винт...

Моторист начал оправдываться. На шум прибежал старший моторист Александр Максимов - отличный знаток своего дела, в прошлом бузулукский слесарь. Он рассказал парню, как быстрее исправить поломку, и успокоил летчика.

Находясь на аэродроме, мы часто слышали интереснейшие рассказы о воздушных схватках наших летчиков с неприятельскими авиаторами, но самим не приходилось видеть небесной баталии. И вот как-то в марте выдался на редкость тихий и ясный день. Кто-то из связистов заметил в светло-синем небе черную точку. С запада приближался немецкий самолет. Очевидно, вражеский летчик вел разведку переправ через реку Вилию.

Навстречу немцу поднялся дежурный самолет-истребитель "Ньюпор-17", пилотируемый молодым летчиком прапорщиком Чарухиным. Высокий и худой, на земле он производил впечатление неуклюжего увальня, и только блестевшие задором глаза выдавали острый ум, быструю реакцию. Скороговоркой, чуть-чуть картавя, он любил повторять собеседнику одну и ту же фразу, выражавшую довольно полно его кредо: "Лучше пожить меньше, но ярко, чем долго и скучно. Зачем мучить себя и других бесполезным существованием?"

Чарухин был учеником прославленного русского аса Евграфа Николаевича Крутеня и перенял у него тактику, обеспечивавшую преимущество над воздушным противником. На боевом счету Чарухина уже числилось несколько сбитых немецких самолетов. За боевые подвиги он был произведен из унтер-офицеров в прапорщики.

Немецкий летчик заметил самолет Чарухина и решил атаковать его на взлете.

Кто-то из мотористов очень метко сказал:

- Смотрите, германец-то взъерошился, как петух.

Немецкий "альбатрос" имел короткие широкие крылья, длинный фюзеляж, множество металлических лент - это придавало ему поразительное сходство с домашней птицей. Поскольку "альбатрос" летел со снижением на повышенной скорости, все ленты под напором встречного потока воздуха "пели", и металлический звон оглашал окрестности.

Чарухин, как будто не замечая приближавшегося противника, медленно набирал высоту. Увлеченные началом поединка, мотористы кричали во весь голос:

- Справа вверху германец! Справа вверху германец!

Русский пилот действовал расчетливо. Он перевел машину в режим горизонтального полета и стал уверенно набирать скорость. Расстояние между самолетами с каждой секундой сокращалось. Все, кто находился на земле, понимали, что исход воздушного боя теперь зависит от выдержки летчиков. Старший унтер-офицер Николай Кузнецов, стоявший у радиостанции и внимательно наблюдавший за действиями Чарухина, восхищенно воскликнул:

- Черт, а не человек!

Развязка надвигалась. Вот-вот должна полоснуть пулеметная очередь с борта "альбатроса". И вдруг наш летчик резко развернул машину влево с набором высоты. Обстановка сразу изменилась: Чарухин оказался выше немца. Он довернул "ньюпор" и открыл огонь по врагу. Самолет противника загорелся и рухнул на землю. Громкое "ура" пронеслось над аэродромом. Солдаты и офицеры приветствовали победителя.

Когда самолет приземлился, Чарухина вытащили из кабины и на руках понесли к большой брезентовой палатке, заменявшей ангар.

Вскоре к нам вновь пожаловал немецкий гость. Как только "альбатрос" оказался над летным полем, от него отделились какие-то предметы.

- Бомбы! - крикнул кто-то из мотористов. - Ложись!

Все разбежались в разные стороны, но взрывов не последовало: оказалось, что это не бомбы, а личные вещи немецкого летчика, сбитого Чарухиным: аккуратно упакованные две пары белья и носки, бритвенный прибор, какие-то письма. Очевидно, сослуживцы немецкого летчика надеялись, что он невредим...

Командиром радиоотделения в отряде был старший унтер-офицер Н. А. Кузнецов. Он ведал всеми радиостанциями, установленными на самолетах, и учил летчиков-наблюдателей правильной эксплуатации их в воздухе.

Меня назначили старшим наземного радиоотделения.

- Будете держать связь с самолетами, корректирующими артиллерийский огонь, - сказал командир отряда. А для того чтобы я хорошо усвоил обязанности, он решил показать работу летчика-наблюдателя на практике.

Легкий апрельский ветерок мягко гладил первые ярко-зеленые ростки молодой травы. На душе было светло и радостно, когда я шел к самолету. Приноравливаясь к ритму собственных шагов, повторял одни и те же слова: "Сей-час по-ле-чу! Сей-час по-ле-чу!" Вот тогда и состоялся мой первый полет с летчиком Микутским.

Вскоре расчет радиостанции отправили для корректировки артиллерийской стрельбы ближе к линии фронта, в деревню Белую. Там находился командный пункт 28-го артиллерийского дивизиона.

Получая с борта самолета данные о разрывах снарядов, мы передавали их артиллеристам, которые вносили необходимые уточнения в свои расчеты. Поскольку радиус действия радиостанции при передаче ключом составлял всего десять двадцать километров, связь самолета с землей часто нарушалась. Для надежности передачи сведений летчикам приходилось улетать из района цели ближе к радиостанции.