Павел Федоров - В Августовских лесах

- Ну кто, например? Или вы мне не доверяете?

- Что вы, Клавдия Федоровна! Я всем с вами делюсь, как с родной матерью... Если хотите, ваш муж то же самое говорил.

- Саша? Это он может, - улыбнувшись, подтвердила Шарипова, воображая, какую горячую проповедь прочитал по этому поводу ее муж. - А вы бы напомнили ему его же слова: "Человека надо правильно воспитывать, для того чтобы он стал настоящим человеком!" А кто много-много лет воспитывал этих вот только что освобожденных людей? Польские паны да помещики. Возьмите Франчишку, которая нам на заставу молоко носит, мужа ее, Осипа Петровича. Они всю жизнь ломают горб с единственным стремлением разбогатеть, а живут так, что лишней сорочки не имеют. А кто этот самый Олесь Седлецкий - отец Галины? Пятикопеечный лавочник, бакалейщик по недоразумению. Там его супруга Стася всем заворачивает. Ей нужна эта жалкая лавочка для фанаберии, чтобы купчиху из себя изображать. А муж имеет единственную лошаденку и сам работает в поле как вол, и дети трудятся. У них от мозолей ладони трескаются. Что они, батраков, что ли, держат или раньше держали?

- Нет. Батраков у них никогда не было. Но психология у него действительно буржуйская.

- Да в капиталистической стране у каждого крестьянина такая психология. Наша молочница Франчишка, казалось бы, бедный человек, а о колхозе и слышать не хочет. Получила землю пана Гурского и по секрету мне сказала, что мечтает молочную ферму завести. Вот тоже мне фермерша! Да вы расспросите моего мужа, как он мальчишкой башмаки на углу чинил и тоже мечтал открыть свою мастерскую... Потом пошел в армию, вступил в комсомол, и там весь мусор из него вытряхнули!.. А вы, коммунист, испугались дочери лавочника. Если ее родители всю жизнь лукаво мудрствуют, она-то при чем? Ей-то зачем гибнуть из-за их глупости? Она потянулась к вам всем сердцем, не видела она таких людей. А хорошего человека всегда тянет к хорошим людям. Галина прекрасная девушка. Какого из нее человека можно сделать! А вы ничего самостоятельно решить не можете. Значит, не любите по-настоящему, так и не морочьте девушке голову!

- Неправда, Клавдия Федоровна. Неправда! - горячо запротестовал Кудеяров. - Люблю... Вы и представить не можете, какое у меня было тяжелое детство. Я вырос сиротой, воспитывался у дальних родственников. Как немножко подрос, уехал в город пробивать себе дорогу. Работал на заводе и учился. Когда я окончил училище, мне казалось, что счастливее человека нет на всем белом свете! Но тогда я еще не знал, что такое полная, до краев счастливая человеческая жизнь. Я понял это теперь, когда встретил Галину. И я сказал себе, что, наверное, буду долго жить, раз могу так крепко любить!.. Я должен вас поблагодарить, Клавдия Федоровна, за то, что отругали и совет дали. Теперь я уже ударю беглым, на поражение...

Кудеяров поднял руку, кому-то погрозил, поправил на боку пистолетную кобуру, достал из кармана папиросу. Прикуривая, он нахмурил широкие, нависшие на глаза темные брови, отрывисто добавил:

- Мне бы сейчас схватиться с кем-нибудь, переломил бы пополам...

Шарипова пристально посмотрела на него и залюбовалась чистотой его темных глаз и всей его крепкой коренастой фигурой, затянутой в коверкотовую гимнастерку. Радость бушевала в нем как хмельной напиток, рвалась наружу.

Она была добрая женщина, и ей хотелось переженить всех ближайших друзей, сделать их такими же счастливыми, как и она сама. Наблюдая за Кудеяровым, Шарипова думала о том, что на свете бывает разное счастье и разная любовь. Вон начальник заставы лейтенант Усов тоже влюблен в недавно приехавшую учительницу Шуру. Но их любовь спокойна и ровна. Да и Усов не такой, как Костя Кудеяров. Витя Усов всегда спокоен, собран и подтянут. Или его природа выковала из твердой породы, или таким его сделала пограничная служба?.. Его Шурочка проста и довольно наивна, опыта ей явно не хватает. С замужеством она не торопится, хотя любит Витю не меньше, чем он ее. Однако она боится, что как только они поженятся, то их непременно загонят в глухой медвежий угол. А он... он тоже особенно не настаивает на скорой свадьбе. Ухватился за ее слабое место, посмеивается и подшучивает:

- Снова буду проситься на Памир. Какие там могучие горы и скалы! Страсть! А здесь что? Нет ни одного горного кряжа, чтобы забраться на вершину, чтоб аж дух захватило. Даже негде порядочную засаду устроить. А какой там пейзаж! Семьсот километров от железной дороги. Не поездка, а путешествие по неизведанной местности. Над головой висит скала тонн в тысячу, внизу темная бездонная пропасть, а тропинка шириной в две ладони... Или едешь по мостику через пропастищу, а мостик скрипит и покачивается. Лучшего способа закалки нервной системы и не придумаешь. Едешь от лета к зиме. На перевале вьюга с ног валит, а вниз спустился снова жаркое лето. Махнем, Шурочка, на Памир, там тигры водятся, шкуру тебе добуду и у кроватки под ножки постелю.

- Нет, насчет этого погоди, Витенька. Страшновато, - признается Шура. От его рассказов у нее захватывает дух и, кажется, останавливается сердце.

Усова ничем не проймешь. Напевая что-то себе под нос, он садится верхом на коня и едет проверять службу пограничных нарядов, а в свободное время обложит себя книгами и работает. Но достаточно, чтобы его конь в течение двух дней не завернул к школе, как у ворот заставы появляется Шурочка и, смущенно теребя кончик вздернутого носика, просит часового доложить дежурному, что пришла учительница и хочет видеть начальника заставы "по очень важному делу".

Почему-то особенно часто ее визиты на заставу совпадали с дежурствами Игната Сороки, шутника и забавника. При появлении Шуры он принимает официальный, до приторности вежливый вид. Вытянувшись в струнку, смотрит посетительнице пристально в глаза, лаконично отвечает:

- Начальник заставы лейтенант Усов заняты службой по охране государственной границы. Посторонним... тревожить запретили.

- Да я же не посторонняя... Разве вы меня не узнаете?

- Никак нет!

- Странно...

Шурочка еще в большем смущении пожимает плечами.

- Так точно, странно... Вы не можете себе представить, какая у меня скверная на лица память!

- Очень жаль.

- Так точно.

- Как же вы с такой, с позволения сказать, скверной памятью можете служить в пограничных войсках?

- Никак нет, я вам сказал, что у меня никудышная память на лица, но я очень хорошо слышу и вижу.

- Вы, может быть, признаете меня по голосу?

- Да, голос такой я где-то слышал... Кажется, по радио...

- Никак нет, товарищ Сорока, вы ошибаетесь. Может быть, можно увидеть политрука?

Александре Григорьевне сразу неудобно вызывать по "важному делу" Клавдию Федоровну, но коварный дежурный и тут начинает вставлять свои шпильки и путать все карты.