Леонид Дубровин - Пикировщики

Несколько раньше этих событий мне довелось увидеть почетного курсанта школы ВЦИК Михаила Ивановича Калинина. Он приехал к нам в лагеря, чтобы вручить грамоту, которой наградили школу за участие в работах по реконструкции Большого Кремлевского дворца. Напутствуя нас, Михаил Иванович говорил:

— Я думаю, что не только я, но и вы все — от командира школы до курсанта — великолепно знаете, что наша армия должна иметь наилучшее качество по сравнению со всеми остальными армиями мира... Командный состав должен быть высококвалифицированным. Каждый командир должен быть великолепным мастером своего дела...

Мне, как парторгу роты, поручили тогда выступить с ответным словом. С огромным волнением выйдя на трибуну, я заверил Михаила Ивановича Калинина, партию и правительство, что мы, завтрашние красные командиры, будем высоко нести честь и достоинство командира славной Красной Армии. Помню, в заключение сказал:

— Мы через всю жизнь пронесем, дорогой Михаил Иванович, ваш наказ — каждому быть мастером своего дела...

С Красной площади я уходил преисполненный непоколебимой веры в наше правое дело, в неминуемую победу над врагом.

К фронтовым рубежам ехал через Харьков, Рассчитывал повидаться с семьей, проживающей в то время в Чугуеве. Но телеграмма-молния, поданная с Курского вокзала, опоздала, и встреча не состоялась. Жена приехала в Харьков спустя два часа после отхода нашего эшелона.

Соседями по вагону оказались партизаны только что сформированного из харьковчан отряда. Заполнив почти весь поезд, они тоже ехали на запад, ближе к фронту, чтобы бить врага в его тылу. Отряд состоял из коммунистов и комсомольцев — рабочих, колхозников, студентов. Все были настроены бодро, шутили и пели песни. Но вот пожилой чернобородый партизан, уже побывавший на «той» стороне, стал рассказывать жуткую историю о зверски замученных крестьянах села Молотковичи близ Пинска, и все притихли...

По мере удаления от Харькова все больше чувствовалось приближение линии фронта. Наш эшелон часто замедлял ход, останавливался почти перед каждым семафором, на станциях и полустанках, пропускал встречные составы, переполненные ранеными, товарные поезда, загруженные оборудованием для заводов, эвакуируемых на восток. Вместе с эвакуируемыми промышленными предприятиями, покинув родные места, ехали рабочие, служащие, инженерно-технические и партийные работники с семьями. Для них в каждом товарном составе были «вмонтированы» пассажирские вагоны. Несмотря на поздний час, люди в вагонах не спали.

Станционные здания и сооружения в большинстве своем представляли печальное зрелище: разрушенные и закопченные стены, а то и просто груды камней да бревен, еще дымящиеся после недавней бомбежки. Запасные пути были забиты составами сгоревших вагонов, искореженных бомбами паровозов.

Ночью на каком-то разъезде партизанский отряд выгрузился и потянулся в сторону леса. Состав дальше не пошел. А спустя два часа я продолжал свой путь на паровозе, торопливо летевшем на запад по особому заданию.

Утром мы остановились против станционного здания.

— Вот и Бровары, — сказал машинист. — Приехали.

Наступил новый день — 28 июля 1941 года.

Штаб авиации Юго-Западного фронта я разыскал, не прибегая к лишним расспросам. От станции пошел за потоком машин, а когда увидел идущих впереди авиаторов — направился за ними. Вышел точно на КПП. После тщательной проверки документов меня провели в политуправление к дивизионному комиссару И. С. Гальцеву.

И вот обычные вопросы — о прежней службе, о семье. Затем я услышал рассказ о состоянии дел в 15-й смешанной авиадивизии, ее отдельных службах и звеньях.

— В самые первые дни войны, — заметил Гальцев, — кое у кого в дивизии наблюдалась боязнь летать на самолетах И-15 и вступать на них в бой с «мессершмиттами». Почему — объяснять, наверное, не нужно?..

Да, разницу в тактико-технических данных наших и немецких истребителей я хорошо знал. Не так-то просто было компенсировать недостаток скорости энтузиазмом.

— Но теперь страх перед «мессерами» преодолен. Наши летчики-истребители научились бить их и на старой технике. Тем не менее, — продолжал Гальцев, — вам надлежит глубоко изучать настроения летного состава, вести большую разъяснительную и воспитательную работу, чутко прислушиваться к мнению коллектива. Не повторите ошибки, допущенной вашим предшественником. Не жаловаться на трудности, а организовать людей на их преодоление — вот в чем соль работы военного комиссара...

Встреча с командующим ВВС фронта генерал-лейтенантом авиации Ф. А. Астаховым состоялась накоротке. Генерал спешил к командующему войсками фронта генерал-полковнику М. П. Кирпоносу и принял меня буквально на коду.

— Надеюсь, Гальцев ввел в курс дела?

— Весьма подробно, товарищ командующий.

— Вот и хорошо. Задерживать не буду — еще встретимся. Вылетайте в дивизию и приступайте к работе.

Пожимая на прощанье руку, Астахов улыбнулся и сказал:

— Получится из вас комиссар дивизии или не получится — зависит от того, как сумеете вдохновить летчиков на победу в бою, организовать техников на труд. Число неисправных машин сейчас растет не по дням, а по часам. Если так пойдет дальше, то скоро воевать нам будет нечем и потребность в командире и военкоме дивизии отпадет. Вам все понятно?

— Так точно, товарищ командующий, — ответил я.

— А коли так, то к исходу семнадцатого августа вместе с командиром доложите о вводе в строй всех неисправных самолетов дивизии — с учетом тех, которые повредятся после сегодняшнего дня.

Об остроте проблемы с ремонтом поврежденных самолетов мне уже говорил Гальцев, поэтому требования командующего я воспринял как одну из главных своих задач.

В дивизию я летел на У-2, присланном из звена управления. Попросил пилота чуть довернуть в сторону — хотелось посмотреть сверху на обороняющийся Киев. Но не удалось — город закрывала сплошная пелена дыма. Только колокольня Печерской Лавры, пронзив серое покрывало облаков и дыма, словно маяк светилась своим позолоченным куполом. Защемило сердце: неужели суждено пасть и Киеву?.. Старший брат городов русских! В который раз ты встаешь грудью на защиту родной земли, отбиваешь натиск орд чужеземных завоевателей!..

Боевую обстановку в этом районе я изучал пока что по карте. Ожесточенные сражения здесь шли с середины июля. Прорваться к Киеву врагу не удавалось, однако левое крыло Юго-Западного фронта подверглось мощному удару в направлении Умани, и наши 6-я и 12-я армии попали в окружение. Уже после того, как я принял дела в дивизии, стала известна судьба окруженной группировки. Пять дней наши войска вели ожесточенные бои в окружении, но силы их иссякали. Часть группировки смогла прорваться к своим, а тысячи бойцов и командиров Красной Армии пали на тюле битвы...