Сергей Семанов - Дорогой Леонид Ильич

Многого удалось добиться, и не в последнюю очередь благодаря тому, что мы умело использовали особо секретную личную партийную разведку Брежнева. Мы развили успех в 70-х годах и в конце брежневского «золотого века» уже практически контролировали правящую партию, внося в нее русский дух.

Вот тогда-то Андропов (Файнштейн) и нанес удар по Сергею Семанову как одному из признанных и, главное, знаковых наших русских лидеров.

Надо сказать, что ни Брежнев, ни Суслов не были бескорыстными покровителями «русской партии», хоть и считались чуть ли не ее лидерами. Так писали на Западе с подачи ЦРУ. Скорее они вынужденно были нашими покровителями. Мы, русские, внедрившиеся в окружение вождей, просто умели с вождями направленно работать. Но, видимо, в этом и есть главный закон всякой власти. Умей окружить себя преданными людьми! Знай, на кого опереться! Последнее — самое важное, чтобы удержать в своих руках власть и сделать империю процветающей.

Леонид Ильич Брежнев прекраснодушно любил поговорить в узком кругу о том, что советская Красная Империя в пору Сталина, после 1937 года и особенно после Отечественной войны, очистилась от чужеродного налета «интернационализма» (= безродного космополитизма = троцкизма) и ощутила себя прямой наследницей Русской Империи. О том, что партия оздоровилась благодаря патриотическому подъему в Отечественную войну, когда в партию влилась громадная масса русских людей, особенно из крестьянских, крепких, почвенных слоев. Но Брежнев понимал, что в «оттепель» в партию опять поднахлынуло иудейское, местечковое, троцкистское дерьмо. С «местечковщиной», с «жидовствованием» надо было как-то бороться, иначе это разъест партию, начавшую было активно русифицироваться.

Андропов постоянно пугал Брежнева антисемитизмом «русских клубов», говорил, что у него есть информация, что мы «тайные фашисты». Опасаясь истеричной реакции «жидовствующего» лагеря, Брежнев никогда не принимал вождей национально-патриотического движения в своем узком кругу. Но за «русские мозги» Леонид Ильич держался. Державных, патриотических, охранительных идей Брежнев и требовал от свежих умов «русского клуба».

Брежнев держал оперативное досье на всех лидеров «русской партии» — Юрия Прокушева, Валерия Ганичева, Сергея Семанова, Анатолия Иванова, Анатолия Софронова, — тщательно следил за их политическими судьбами. Он лично был инициатором выдвижения Валерия Ганичева на пост главного редактора «Комсомольской правды» и планировал его далее на центральную «Правду» и секретарем по идеологии на место Суслова. Брежнев с удовольствием читал статьи Сергея Семанова и охотно утвердил его на новом массовом журнале «Человек и закон», ввел его в кадровый резерв высшей номенклатуры партии с перспективой на высший пост в правоохранительных органах.

Мы по указанию Брежнева тогда искали замену Андропову. Этой замены не находилось. Все время возникали какие-то непросчитанные «нюансы». Брежнев понимал, что пора передавать власть молодым, но действовал, увы, нерешительно. Все уговаривали его еще годочек посидеть на троне. А Суслов и Андропов тем временем, применяя самые грязные приемы, сумели съесть молодых конкурентов, уже запланированных на их места.

Вы спросите, а где же была личная партийная разведка Генсека? Но дело в том, что, к сожалению, мы были не боги. Мы прохлопали, когда Андропов сумел (во время болезни Брежнева), договорившись с Устиновым, развязать губительную афганскую войну, и эта авантюра их и повязала. Брежнев всегда опирался против КГБ на армию. При сильной личной стратегической разведке и опоре на армию Брежнев мог абсолютно не бояться никаких сюрпризов со стороны КГБ, как бы Андропов (Файнштейн) ни дергался. Демократия, баланс, стабильность требуют своих жертв. Брежнев считал, что даже Андропова (Файнштейна) ему нельзя давить, так как за ним влиятельные еврейские общественные слои, с которыми он, как Генсек, просто обязан считаться. Он играл в хитрую политику баланса. Но образовавшая силовая связка Андропова с Устиновым, — а именно Устинов сделает Андропова затем Генсеком! — испортила Брежневу всю его далеко просчитанную аппаратную подковерную кадровую игру.

Не нужно иллюзий. Брежнев никогда не был авторитарным вождем, монархом уровня великого Сталина. Брежнев, хоть и был Генсеком, но его постоянно подсиживали — уцелеть восемнадцать лет на таком посту ему было не так просто. Держался Брежнев на «русском ордене». Мы часто проигрывали в конкуренции с «жидовствующими» Андропова (Файнштейна), которые действовали хитрее нас, вероломнее, просто подлее.

Но, как бы то ни было, очень многие члены «русского клуба» были выдвинуты кадровиком партии Константином Черненко с согласия Брежнева на крупные должности как в партии, так и особенно в творческих союзах и СМИ. Глава телевидения Лапин был близок с Черненко — дачи через забор. «Правду» Брежнев просто не успел отдать Валерию Ганичеву.

Ну, а с Сергеем Семановым все произошло, как в детективе Агаты Кристи.

Партии, лично Брежневу, понадобилось кинуть хорошего организатора и пропагандиста на массовый журнал по «правам человека» — журнал «Человек и закон». Выбор пал на Сергея Семанова, которого Брежнев знал как идеолога собственного «мозгового центра» — «русского клуба». Брежнев, как я уже говорил, давно формировал МВД именно как противовес андроповскому монстру. Он для контроля сделал своего зятя Чурбанова первым замом главы МВД и ввел его членом редколлегии в журнал «Человек и закон».

Я помню, в каком смятенном состоянии приехал ко мне в общество «Родина» посоветоваться Сергей Николаевич. Ведь получалось, что от чего он ушел, к тому и пришел — опять в карьерные партфункционеры. Прощай писательский труд, прощай хоть и относительная, но творческая свобода! Но знал бы Сергей Семанов, что он практически обречен, что на Голгофу идет!

Мы просчитывали варианты. Он всегда был храбр. Но ведь было ясно, что он сразу окажется мишенью для Андропова! И никакая Ирочка (дочка Андропова), с которой Семанов дружит, тут его от папочки не защитит. Ну, что же «Jedem das Seine» — каждому свое, как писали немцы на дверях своих концлагерей. Как политик Семанов испил горькую чашу до дна…

Знаю по опыту, что собственное участие в событиях всегда «повязывает». Потом, даже когда хочешь дать абсолютно объективную историческую картинку, невольно возникает писательский налет в видении событий. Хочешь, не хочешь, а несколько преувеличиваешь значимость тех событий, участником которых ты был. Воспоминания дают очень рельефную картинку, но они далеки от научного анализа — от них всегда чуть-чуть попахивает «романом».