Рагнар Квам - Тур Хейердал. Биография. Книга I. Человек и океан

До него также дошли слухи, что она весьма популярна у молодых людей и ей нравится быть в окружении поклонников.

Однажды Тур случайно увидел ее рука об руку с одним типом — как ему показалось, высокомерным и безразличным. Было ясно, что этот молодой человек ее хороший знакомый.

В одном из писем в Бревик матери она писала: «Я немного встречалась с Леннартом, но он очень рассердился из-за того, что я не хочу объявить, что „обручение состоялось и т. п.“ и носить гладкое кольцо, поэтому теперь я его больше не вижу. Вообще-то мне все равно, поскольку у меня ведь нет времени на такие глупости».

В другом письме: «Дорогая мама! Тебе не следует беспокоиться из-за Маттиса. Я уже не встречаюсь с ним больше месяца. Теперь тебе спокойнее, мамочка? Я ни с кем не обручена, и у меня нет никаких „постоянных поклонников“».

В перерывах между лекциями и занятиями в читальном зале Университета короля Фредрика Лив любила бродить по улице Карла Юхана[1]. Во время своих прогулок между Академическим домом[2] и «Гранд-кафе» она встречала известных людей, и в письме матери рассказывала о конькобежце Георге Кроге, что он «загорелый как неф после пребывания в Гармише», или о знаменитости из Бревика, который «постоянно появляется на Карла Юхана под ручку с дамой».

Но больше всего ей нравилось сидеть под рыцарским гербом Ордена лиловых носов в ресторане «Блум», где встречались такие выдающиеся деятели культуры того времени, как Хельге Крог, Улаф Буль, Арнульф Эверланд и Герман Вилденвей. Она была знакома с молодым человеком, который учился живописи в Мюнхене и любил, приезжая в Осло, заходить в «Блум». Звали молодого человека Туре Гамсун, и он был сыном Кнута Гамсуна.

«Дорогая мама! Представь себе, с какими людьми я была в прошлую субботу в „Блуме“! Я знаю Туре Гамсуна, представляешь. <…> Наша компания увеличивалась с невероятной скоростью и под конец мы заняли длинный стол на восемь персон. Пара журналистов. Некто Стейн Барт-Хейердал, журналист. Торстейнссон, художник. Арнульф Эверланд. Еще пара странных патриотов. Разговаривали буквально обо всем. О политике, религии и о всяких других странностях. Можешь себе представить, что это был ужасно веселый вечер».

О Туре Гамсуне она писала: «Он Н.С.[3], если это имеет какое-то значение»{5}.

Сгорая от ревности, Тур уселся на некотором расстоянии и стал писать письмо Арнольду, который остался в Ларвике и которого Тур не видел с тех пор, как уехал оттуда. В частности, он написал, что Лив не испытывает к нему интереса, и поэтому он не намерен к ней приближаться. У Арнольда тем не менее осталось ощущение, что Тур не сможет забыть ее, как бы он ни старался.

В минуту юношеской решительности при встрече в Ставерне Тур сообщил свой план, и с неменьшей решительностью Лив выразила готовность последовать за ним. Она была молода, и Тур, надо полагать, все-таки воспринял ее слова не слишком всерьез, — желание отправиться в неведомую страну вполне могло быть результатом романтического настроения, навеянного летней ночью. Он виделся с Лив всего один раз, и на новую встречу она не пришла. Однако, несмотря на то, что она не дала ему возможности понять, почему так случилось, ни в тот день, когда его постигло разочарование, ни позже, он не отказывался от Лив; не в том ли дело, что ему была необходима опора, которая поддерживала бы его в дальнейшем осуществлении грандиозного плана? Когда в Ставерне Лив вдруг согласилась с его предложением, он перестал сомневаться, что идею о возвращении на лоно природы можно осуществить. И теперь, без надежды, которую в нем зародила Лив, план был неосуществим — лишиться этой надежды значило для него поставить крест на всем проекте.

Тур, конечно, предпринял несколько неудачных попыток найти Лив замену, уверенный, как и прежде, в том, что без женщины его план безнадежен. Он ведь собирался остаться в своем Эдеме навсегда, — а для чего тогда ему возвращаться назад к природе, если не плодиться и не размножаться?

То, что ему, возможно, удастся найти девушку там, на месте, Туру, скорее всего, не приходило в голову; во всяком случае, он об этом никогда не писал и не говорил. Первой, к кому он обратился, стала дочь ленсмана из коммуны Хол в Халлингдале.

В то время Тур часто ходил в горы, один или с друзьями, и всегда ему сопутствовал пес Казан, гренландская лайка. После одного такого похода он и встретил эту девушку. Она по уши влюбилась как в Тура, так и в идею путешествия на тихоокеанский остров. Но когда они позднее встретились в Осло, куда она приехала учиться в университете, Тур понял, что девушкой из Халлингдала двигала жажда романтики, а вовсе не желание покинуть цивилизацию.

Следующей кандидатурой стала балерина из Национального театра. Ей очень понравился его план, но и тут основную роль сыграла романтика. Она видела себя будущей королевой пальмового острова, и это положило конец сказке. Туру пришлось обреченно признать, что вряд ли найдется такая, как Лив, — но где же, где же она?

И вот однажды, весенним вечером, они случайно столкнулись в ресторане «Красная мельница» в Тиволихавен{6}. Вряд ли Лив рассказывала родителям о знакомстве с Туром, потому что после этой встречи она написала матери: «Можешь себе представить, мама, я встретила замечательного молодого человека. Тихо, не волнуйся! Мне кажется, я вижу тебя, полную дурных предчувствий. Это Тур Хейердал из Ларвика, с которым я познакомилась, когда была там на вечеринке выпускников с Гуннаром. <…> Но теперь мне нужно на коллоквиум, остальное расскажу тебе в следующий раз».

Они долго сидели в «Красной мельнице» тем вечером. Лив не забыла разговор в Ставерне. Она по-прежнему хотела ехать с ним, если, конечно, он все еще всерьез об этом думает. Тур же никогда в жизни не был столь серьезен, как сейчас.

Лив Кушерон Торп. Девушка из Бревика, избалованная вниманием кавалеров, сказавшая «да» Туру Хейердалу, когда тот захотел взять ее с собой на поиски рая

Мать Лив не испытывала особого восторга по поводу знакомств дочери и призывала ее к осторожности. Лив раздраженно отвечала, что ни разу не совершила чего-либо предосудительного: «Я не сделала ничего такого, от чего приходилось бы прятать глаза, думаю, буду и дальше так же поступать в самостоятельной жизни. Мне, конечно, всего восемнадцать лет, но, тем не менее, позвольте мне начать становиться взрослой».

Лив чувствовала себя избранницей судьбы, потому что получила возможность учиться дальше; не всем ее одноклассникам по гимназии так повезло. У нее был отец, дававший ей деньги, и мать, готовая ради нее на все. Брак родителей Лив не был образцовым, они, по слухам, были вынуждены пожениться; самоуверенная мать считала, что сделала Андреасу Торпу большое одолжение, выйдя за его замуж. Близкие называли ее Хенни, ее полное имя было Хеннингине, а девичья фамилия Кушерон ей досталась от французского инженера, который в XV веке приехал в Норвегию строить крепости. Выйдя замуж, Хенни оставила себе фамилию Кушерон, которая, как она говорила во всеуслышание, была благороднее, чем Торп, — столь серьезное падение на социальной лестнице следовало хоть как-то смягчить. Надменность Хенни не способствовала доверительности в отношениях с супругом, и Лив, единственный их ребенок, считала своим особым долгом внести в семью немного тепла. Непонятно, как при этом она решилась покинуть родителей?