Герман Нагаев - Русские оружейники

Глубоким стариком был профессор Будаев, преподававший дифференциальное и интегральное исчисление. Его знали как прекрасного специалиста многие поколения русских артиллеристов и горячо любили.

Из всех дисциплин, преподаваемых в училище, Володя Федоров больше всего любил историю военного искусства, которую живо и увлекательно читал полковник Михневич. Будучи человеком темпераментным, Михневич почти не садился к столу, а все ходил по классу и, жестикулируя, с большим пафосом рисовал перед слушателями картины героических сражений. Увлеченный своей лекцией, он тут же на досках вычерчивал схемы расположения войск и делал подробные разборы крупнейших битв и походов. Слушая Михневича, Володя живо представлял себе и Куликовскую битву, и Бородинский бой. В его мозгу во всех подробностях запечатлелись итальянские и швейцарские походы великого Суворова, и особенно его легендарный переход через Альпы с героическим боем у Чертова моста. Лекции Михневича вновь пробудили в Володе Федорове интерес к военной истории. Он с горячим рвением взялся за изучение военного дела, которому решил посвятить свою жизнь.

В училище у Володи появился интерес и к точным наукам, который сумели ему привить преподаватели братья Григорий и Николай Забудские.

Григорий преподавал химию, Николай – внешнюю баллистику. Оба они были профессорами, обладали солидными знаниями и имели высокие чины. Но что любопытно, слушатели называли их Гришкой и Колькой. Оба брата знали об этом, но не придавали этой вольности никакого значения.

Николай Забудский пользовался известностью как ученый. Его труд по внешней баллистике был переведен на многие иностранные языки. Но среди юнкеров он все-таки оставался Колькой…

«Искренне любимые и уважаемые всеми профессора Забудские, – писал впоследствии В. Г. Федоров, – остались для нас до самой их смерти Колькой и Гришкой. Я могу лишь заявить, что в этих прозвищах не было ни капли насмешки, скорей это были любовные, ласковые клички, которыми слушатели называли их за доброе и сердечное отношение к нам».

Слушатели училища жили однообразной жизнью. Их день с утра до позднего вечера был занят учебой и строевыми занятиями. Свободолюбивые и революционные идеи, волновавшие студенческую молодежь, в училище почти не проникали. Среди преподавателей появился лишь один человек, осмелившийся критиковать существующие порядки. И как ни странно, это был настоятель училищного храма священник Петров. Читая историю православной церкви, он резко критиковал политику высшего духовенства и утверждал, что православная церковь в течение нескольких веков находилась на службе у правительства. Ввиду этого она не хотела, да и была бессильна обличать произвол и беззаконие.

Скоро, однако, слухи о крамольных лекциях священника Петрова дошли до верховных служителей церкви, и он по распоряжению синода был заточен в Черемнецкий монастырь…

Как бы ни был загружен день в училище различными занятиями, слушателям все же удавалось выкраивать время для отдыха и развлечений. Володя Федоров эти свободные минуты употреблял на то, чтобы лучше познакомиться с училищем, с его историей и традициями.

Длинный широкий коридор, где были расположены классы, представлял собой своеобразную картинную галерею: там висели многочисленные гравюры, изображавшие различные боевые эпизоды Отечественной войны 1812 года. Володя подолгу простаивал в этом коридоре, рассматривая гравюры, запоминая наиболее интересные эпизоды боев.

Вот сражение под Аустерлицем… вот – под Прейсиш-Эйлау… вот эпизоды Бородинского сражения… картины битвы под Красным, у Смоленска, на Березине… Тут же красовались портреты героев Отечественной войны 1812 года – Кутузова, Багратиона, Барклая, Дохтурова, Ермолова и прославленного русского артиллериста той войны генерала Кутайсова. Всем юнкерам были известны подвиги русской гвардейской артиллерии под Прейсиш-Эйлау и Бородино. Каждый из «их знал и личный подвиг Ермолова, когда в самый критический момент Бородинского боя он бросился во главе Уфимского полка в штыковую атаку и отбил захваченную французами центральную батарею Раевского. Подражание этому подвигу было мечтой каждого, кто готовился стать офицером русской армии.

2

В училище с нетерпением ждали наступления весны. В начале мая, когда природа просыпалась, когда все вокруг начинало оживать и зеленеть, происходило выступление в лагерь.

Лагерь располагался в живописной местности, вблизи Дуденргофского озера. Юнкера, вырвавшиеся из классов и казарм на зеленеющий простор, чувствовали приток свежих бодрящих сил и с волнением ждали конных учений на военном поле и практических стрельб из боевых орудий.

Володя Федоров на второй же день по прибытии в лагерь был назначен в караульную службу в качестве часового, которую нес младший класс. Из 24-часового дежурства ему предстояло выстоять в боевом снаряжении 8 часов. Это была первая проверка выдержки и закалки, приобретенной в училище. Время тянулось медленно. Но вот наконец забрезжило утро. На фоне посветлевшего неба отчетливо вырисовывались контуры грозных орудий и передков. Вдалеке белели палатки авангардного лагеря. Сквозь дымку тумана вырисовывалось огромное военное поле. Усталость сказывалась сильней. Револьвер, висящий на поясе, давил бок, рука одеревенела от тяжести шашки. С каким наслаждением он сунул бы ее в ножны, но сознание, что он на посту, прибавляет сил. Володя вскидывает голову и подставляет лицо нежному утреннему ветру. От бессонной ночи во рту горько, хочется пить, во Владимир глядит на просыпающееся утро, на полет первых птиц и усилием воли превозмогает усталость…

Уже совсем рассвело. По ту сторону парка ходит другой часовой, а на передней линейке виднеется дневальный юнкер.

Вот раздались звуки «Зари» в лагерях соседних пехотных училищ. Им отозвались горнисты и барабанщики других частей… Скоро смена. Владимир приободряется. Он рад, что первое испытание выдержано успешно…

Только здесь, в лагере, когда начались учения с орудиями, Владимир и его товарищи поняли, как для них важны были занятия в училище: гимнастика, фехтование, верховая езда. Выработавшиеся в них ловкость, смелость, быстрота движений сейчас были крайне необходимы.

Учения по артиллерийской стрельбе производились в обстановке, приближенной к боевой. На сборы к выезду на позиции полагалось всего несколько минут. Когда упряжки были готовы, раздавалась команда, и батарея выезжала на стрельбы.

В то время стрельба из орудий велась прямой наводкой с возвышенных мест. Передвижение батарей происходило на глазах неприятеля, который стремился этому помешать. Батареи должны были двигаться с предельной быстротой.