Василий Аксенов - «Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.)

Добивайся приема у Маленкова или Ворошилова, иди в ЦК Комсомола, заручившись, понятно, рекомендациями своей организации, а то Наташа[22] мне писала, что ты тогда их так и не достал. Вася! У меня уже больше нет сил все переживать. Я чувствую, что конец мой близок, и то борюсь, борюсь ради тебя… А ты молод, полон сил, будь же энергичен в отстаивании своих интересов. Осознай, как будет ужасна твоя судьба, если ты останешься недоучкой. Кроме того, осенью призыв, ты попадешь в армию и тогда прощай высшее образование.

Умоляю тебя именем всего, что тебе дорого, – не будь инертным в этом деле. Сейчас не то время, чтобы такие вещи делать, ты должен добиваться восстановления и одновременно перевода, чтобы развязаться с этой Казанью. Напрасно ты грубил ему. Надо было то же самое сказать твердо и решительно, но вежливо. Неужели он не даст тебе сдать экзамены?

Сходи к нему, извинись, что был груб, и попробуй еще уговорить его. Скажи, что вопрос о реабилитации твоих родителей – это дело недель, тогда будет неприятно. Скажи, что уедешь в Л-град, освободив их от своей персоны, которая их так угнетает, попроси хоть дать возможность сдать экзамены. А уж если нет, то немедленно в Москву. А я-то так мечтала, что ты будешь это лето со мной! Нет ни в чем счастья. Если придется ехать на практику, то поезжай в Арск[23], т. е. туда, куда назначили, чтоб при таком остром положении не создавать лишних поводов для обвинений. Подумаешь, не все ли равно: Арск или Зеленодольск?[24] Когда надо оформлять перевод, только перед самым началом учебного года или можно летом? Если можно заранее, то сделай это сразу после практики и из Москвы вылетай в Магадан, хоть на 2 недели. Теперь никаких пропусков не надо, свободный проезд. Только в любом случае не тяни время, как тогда, а сразу выезжай в Москву. Если все же едешь на практику, то обязательно поезжай именно туда, куда назначили. Я настаиваю на этом.

Вася! Имей в виду, если что со мной случится, что в магаданской сберкассе (то отделение, что на Гл. почтамте) у меня есть вклад за № 30780, который завещаю тебе. Завещание сделано 9.04.52 г. В случае чего, сразу делай запрос с требованием перевести его на твое имя. Там тебе хватит на окончание образования.

Не оставляй Пашу[25], помогай ему тогда. О Тоне[26] я не тревожусь, т. к. Антон ее обожает и, конечно, обеспечит.

Но пока я жива, Вася, я умоляю тебя о двух вещах: 1) преодолевай свою флегматичность в этой решающей борьбе за всю твою будущую жизнь и 2) пиши и телеграфируй мне, как можно чаще, независимо от того, плохие вести или хорошие. Пойми, что неизвестность и тревога гигантскими шагами приближают мой конец, который уже и так не за горами.

Говорят, что некоторые люди, ставшие жертвами таких несправедливостей, обращаются за помощью к матери Маленкова и что это исключительно добрая и благородная женщина, которая многим помогает. Попробуй в Москве разузнать, где она, и попасть к ней.

Целую и благословляю.

Твоя мама.

P. S. Что это за девушка, что тебе так понравилась?

Евгения Гинзбург – Василию Аксенову

Магадан. 19 октября 1954 г.

Дорогой Вася!

Ура, ура! Музыка играет туш!

Вчера, ровно через два месяца и одну неделю после отъезда моего сына, я получила от него письмо!

Конечно, «было много дел, связанных с устройством на новом месте». Однако среди всех этих дел было вполне достаточно времени, чтобы часами валяться с Димкой[27] в накуренной комнате, крутить радио, болтать. Для всего этого время нашлось. Каким пустым формализмом звучат на фоне такого поведения заявления о твоем беспокойстве за мое здоровье!

Ну ладно. Не стоит говорить о том, что и так понятно. Одно я тебе скажу: я тебе навязывать переписку со мной не собираюсь. Отвечать на письма буду, но штурмовать тебя письмами с тревогами и мольбами больше не буду. Довольно я это делала в 50–51 гг.[28] Тогда еще была надежда, что это от легкомыслия 18-летнего возраста. Сейчас ты вполне совершеннолетний и все, что ты делаешь, пусть остается на твоей совести.

Теперь отвечу на твои вопросы.

О здоровье. Я послала телеграмму Наташе[29] опрометчиво, под впечатлением сердечного приступа такой тяжести, какой еще не было. Послав, тут же пожалела об этом. Сейчас я чувствую себя лучше.

О твоей комнате. Этот вопрос пусть решает Наташа, ей на месте виднее. Возможно, что тот угол, где ты живешь сейчас, тебе, действительно, надо сменить. Но на счет отдельной комнаты я не очень-то мечтаю. Во-первых, это очень дорого. А мне сейчас надо перед отпуском скопить денег, я до сих пор еще не набрала 30 тыс., а это минимум, на который можно съездить вдвоем. Во-вторых, в отдельной комнате ты, безусловно, будешь ежедневно опаздывать в институт, т. к. без постороннего вмешательства твой подъем абсолютно невозможен, да и для разных нежелательных знакомств и отношений отдельная комната представляет собой удобную почву. Повторяю, конкретное решение этого вопроса согласовывай с Наташей, я вполне полагаюсь на ее благоразумие. Насчет анкетных дел я считаю, что надо написать всю правду. Папа работает сейчас пом<ощником> бухгалтера в Красноярском крае[30], так и надо указывать.

Я категорически возражаю против твоих планов о поездке в Казань на зимние каникулы. Нечего там делать. Самое желательное, чтобы тебя там как можно скоро забыли, а для этого меньше всего надо маячить у них перед глазами. <…>

Оказывается, что среди многих фактов твоей казанской жизни, скрытых от меня, есть и такие, как этот зачет по инфекционным болезням. Конечно, это чепуха, что он был тебе зачтен. Если бы это было так, то «какая-то стерва» не могла бы отказаться подтвердить это, да и сам ты, получая академическую справку, заметил бы отсутствие этого зачета и позаботился бы о том, чтобы его вписали. Очевидно, он зачтен не был, а просто кто-нибудь обещал тебе это сделать или с кем-то поговорить. Одним словом, вопрос этот, очевидно, был оформлен по твоему излюбленному методу, вроде как направление в Магадан на практику[31].

Очень меня возмущает твое полное равнодушие к вопросу о стипендии. Почему бы тебе, вместо того, чтобы запрашивать казанский деканат об этом не вполне законном зачете, привлекая снова нежелательное внимание к твоей персоне, – почему бы вместо всего этого просто не попросить разрешения пересдать его сейчас в Л-граде. Немного работы ничуть бы тебе не повредило, и вопрос о стипендии был бы решен положительно.

О твоем обмундировании. Мне совершенно непонятно, почему это у тебя появилась острая потребность в брюках, когда мы с тобой только что сшили хорошие синие брюки в магаданском ателье? Правда, вид у них немного сумасшедший и ты выглядишь в них не то Сирано де Бержераком, не то «балеруном», затянутым в трико, но ведь это – твой вкус и твой стиль. Чего же тебе еще?