Дмитрий Володихин - Царь Федор Иванович

Разумеется, подобное поведение лишь подлило масла в огонь сплетен, связанных с кончиной монарха.

Темные слухи о насильственной смерти царя Ивана Васильевича, носившиеся по дворцу и проникавшие в город, сделали свое дело: население столицы заволновалось. В начале апреля 1584-го политическим дельцам из числа служилой знати удалось поднять его на восстание и привести к стенам Кремля.

До наших дней не дошло последнее завещание Ивана Грозного, хотя известно, что под занавес земного срока царь обращался к нему и вносил поправки. По косвенным свидетельствам иностранных и русских источников, монарх не только назначил наследником сына, но и определил ему в помощь «регентский совет», состоявший из крупнейших политических фигур того времени. Определенно туда вошли князь И.Ф. Мстиславский и боярин Н.Р. Юрьев. С очень высокой долей вероятности присутствовали в нем князь И.П. Шуйский, а также шурин престолонаследника Б.Ф. Годунов. Называлась также еще одна фигура — фаворит Ивана IV Б.Я. Вельский. Впрочем, назначение последнего сомнительно. Более того, сам акт монаршей воли Ивана Васильевича, учреждающего какое-то опекунство над сыном-преемником, — под вопросом…

Взглянув на компанию «регентов», легко увидеть, сколь разными были эти люди, сколь различные силы они представляли. Князья Мстиславский и Шуйский принадлежали к древней, богатой и весьма влиятельной родовой аристократии. Первый происходил по прямой от великого князя Литовского Гедимина, второй — от самого Рюрика. Притом Шуйские занимали при русском дворе положение своего рода «принцев крови». В XIII столетии московские Даниловичи и предки Шуйских вышли из одной ветви Рюрикова дома. Таким образом, при отсутствии прямых наследников Шуйские могли претендовать на московский престол. Собственно, так и произойдет, когда князь Василий Иванович Шуйский в условиях Смуты воцарится на четыре года (1606—1610)… Н.Р. Юрьев был отпрыском величайшего рода в среде старинного московского боярства. Его семейство по царице Анастасии приходилось родней Ивану IV и Федору Ивановичу. Сам Никита Романович был дядей восходящего на трон монарха. Борис Годунов, пусть и брат жены Федора Ивановича, — далеко не столь знатный человек. Годуновы пребывали примерно на середине «лестницы», ведущей от многочисленного и небогатого провинциального дворянства к самым сливкам служилой аристократии. Борис Федорович числился среди аристократов, он вышел из старого боярского рода, но все-таки далеко не столь высоко стоявшего, как Захарьины-Юрьевы. Не в первом десятке семейств служилой знати, да и не в первых двух десятках. Его предки, бывало, водили полки и воеводствовали в крепостях, но редко, редко… Самого Бориса Федоровича возвысила воля Ивана IV. Что же касается Богдана Вельского, то он, родная кровь Григорию Лукьяновичу Скуратову-Вельскому по прозвищу Малюта, ни в какое сравнение не шел ни с первыми тремя аристократами, ни даже с Годуновым. Он был классическим «худородным выдвиженцем» Ивана Грозного. Более того, чуть ли не вождем всех подобных фигур, служивших при дворе государевом в последние годы жизни Ивана IV.

Все пятеро «регентов» — люди могучие, властные; Мстиславский и Шуйские к тому же еще и опытные военачальники. Борьба между ними началась очень быстро. В скором восстании москвичей, в приходе их под кремлевские стены, видятся не столько спонтанный гнев, тревога, растерянность, сколько действия, срежиссированные аристократическими группировками.

Русские летописцы прямо писали о вражде и «смятенье великом» между вельможами.

Вельского чаще всего называли главным убийцей Ивана IV, во всяком случае одним из убийц[4]. Его как будто поддерживал Годунов со своей многочисленной родней; как минимум — первое время. Борис Федорович и сам был из когорты тех, кого возвысила милость Ивана Грозного, так что у него с Вельским была своего рода «карьерная близость». Но Годуновы воспринимались служилой аристократией как «свои», пусть и не высшего сорта, да еще как царская родня. К ним изначально не было такой ненависти — как у высших аристократических родов, так и просто у родовитых служильцев. А вот Богдана Яковлевича служилая знать едва терпела за выдающееся «худородство». Само присутствие его при дворе, на высокой должности оружничего, коверкало старый порядок, при котором права рода, права «хорошей крови» абсолютно преобладали над прочими факторами при назначении на важные посты. Возможно, противники Вельского опасались, среди прочего, и его стремления вернуть опричные порядки. Во всяком случае, его в первую очередь свели со сцены большой политики.

Манера Богдана Яковлевича затевать местнические споры с теми, кто был намного знатнее его, весьма быстро вызвала «брожение», против него направленное. В последние годы жизни Ивана IV Вельский играл роль доверенного лица, весьма влиятельного фаворита; он, надо полагать, считал возможным сохранить свое влияние и после смерти царя, а потому вел себя дерзко. Но не тут-то было! На него напали, он едва спасся от смерти в царских палатах, где сосредоточились его приверженцы. Страже и стрелецким отрядам велено было «зорко охранять ворота… держа наготове оружие, и зажечь фитили»{8}.

Неприятели Богдана Яковлевича распространили в народе слухи, что он хочет истребить бояр и то ли сам ищет царства мимо Федора Ивановича, то ли желает возвести на трон младшего царевича — незаконнорожденного Дмитрия Углицкого[5]. У Фроловских ворот, близ Лобного места, собралась огромная толпа — отнюдь не бестолково галдящие посадские люди, а вооруженные дворяне, тараном «пощупавшие» прочность воротин и развернувшие против Кремля артиллерийские орудия. И уж рядом с ними простонародье без затей громило лавки, потрясая дубьем… Кремль, таким образом, оказался в осаде. Стрельцы палили по осаждающим из ружей, те отвечали градом пуль и стрел. Осажденным пришлось предъявить живого и невредимого Н.Р. Юрьева — он получил широкую популярность в народе, и кремлевским сидельцам требовалось опровергнуть слухи о том, что он убит. Но стрельбы и предъявления народу боярина Юрьева не хватило для того, чтобы рассеять дворянские отряды у кремлевских ворот. Пришлось выслать из Кремля к москвичам переговорщиков. Вероятно, переговоры велись разными группами; источники на этот счет дают противоречивые сведения. По всей видимости, решающую роль в «замирении» Москвы сыграли думный дворянин Михайло Андреевич Безнин и дьяк Андрей Щелкалов, уговорившие «чернь» отойти от моста через кремлевский ров. Так или иначе, столичное население успокоилось, отряды дворян ушли от Лобного места. Но Вельскому пришлось расстаться с местом при дворе. Его отправили воеводой в Нижний Новгород. Явное поражение! Более того, ясно, что Богдан Яковлевич лишился поддержки Годуновых, а без них он оказался слишком слаб. Именно известие о его высылке произвело главное «успокоительное действие» на восставших.