Королевы завоеваний - Элисон Уэйр
Когда Хардекнуд получил корону и королева Эмма наконец вернулась в Англию, народ Фландрии «рыдал, ибо та, кого за годы изгнания они сочли соотечественницей, их покидала». «Плач оглашал все побережье, люди, стоявшие рядом, горько стенали», а Бодуэн, Адель и Эмма, прощаясь, пролили «великое множество слез»19.
Наступит день, когда летописец Ордерик Виталий воздаст хвалу уму и учености Матильды. Воспитанием венценосных детей до семилетнего возраста занималась мать. При дворе Бодуэна ценилось образование. Матильду вместе с братьями, скорее всего, учили читать по-латыни, но, как большинство высокородных детей, не обучали письму. Писать за нее будут секретари. Большую часть времени Матильда изучала Священное Писание и жития святых. Вполне возможно, девочка познакомилась с жизнеописанием императрицы Священной Римской империи X века, влиятельной Адельгейды Бургундской, составленным по заказу ее матери20. Матильде были привиты навыки рукоделия, ведения обширного домашнего хозяйства и склонность к благочестию. То была эпоха господства христианской веры. Хронист Гийом из Пуатье, архидиакон Лизье, отмечал, что самым похвальным качеством Матильды была «крепкая вера и пламенная любовь ко Христу».
Дочерей королей и крупных феодалов, которых называли принцессами, но не титуловали так до XVIII века, готовили к тому, что рано или поздно они вступят в брак по договоренности и что их долг – повиноваться вначале родителям, а затем мужьям. Вступить в брак стремились представители обоих полов, а для многих женщин он определял их роль в жизни. Альтернативой был монастырь, но обычно ожидалось, что девушки королевских и благородных кровей удачно выйдут замуж. Редкая женщина умирала незамужней или не принявшей монашеский обет.
Таким образом, высокородных девушек воспитывали с целью подыскать подходящего супруга, человека надлежащего звания и положения в обществе. Матери полагалось следить за тем, чтобы дочери росли целомудренными, благоразумными, скромными, благочестивыми, послушными и готовыми к замужеству.
Как большинство девочек, принцесс приучали к мысли о подчиненном положении женского пола и ограниченности женских свобод, хотя пример матерей часто показывал им, что знатные женщины могут пользоваться значительным влиянием. Идея о неполноценности женщин зародилась еще до принятия христианства, а затем на протяжении столетий христианское учение насаждало ее в самой жесткой форме. Женщина была орудием дьявола, виновницей первородного греха, той, кто стремился отвратить мужчину от пути к спасению. Одним словом, женщина являла собой единственное несовершенство Божьего творения. В Средние века женщинам приписывали слабость и безволие или же видели в них деспотичных греховодниц, искусительниц и блудниц. Считалось, что молодых девушек необходимо защищать от самих себя, чтобы взрастить целомудренных и покорных жен и матерей. Брак был краеугольным камнем средневекового представления о божественном мироустройстве: муж правил семьей, как король – королевством и Бог – вселенной, а жена повиновалась супругу и господину на правах подданной.
Матильда выросла привлекательной, грациозной, набожной, образованной и горделивой21 – «прекрасной девушкой благородных кровей и королевского происхождения», как восхищенно отзывался о ней капеллан герцога Вильгельма Нормандского Гийом Жюмьежский, который, скорее всего, знал ее лично.
В XIX веке на основании хартий приората Льюис в Суссексе высказывалось предположение, что юную Матильду выдали замуж за Гербольда, потомственного защитника аббатства Святого Бертена во Фландрии, которому она родила сына, Гербольда Фламандца, эрла Честера, но позднее эти хартии признали поддельными22.
Возможно, более позднее утверждение, что, «будучи девицей», Матильда «влюбилась в английского графа (эрла)» по имени Брихтрик, чье богатство, по слухам, уступало только состоянию короля Эдуарда Исповедника23, содержало долю истины. В эпоху Средневековья королевская власть имела мало общего с романтикой. До сравнительно недавнего времени королевские браки заключались, чтобы создать межгосударственный союз. В Средние века брак по любви считался отклонением от нормы, проявлением безответственности и эпатировал общественность. Как заметил великий хронист Вильгельм Мальмсберийский, «королевский сан и любовь сочетались плохо, вместе являя жалкое зрелище».
Бытовало представление, возможно не вполне соответствовавшее действительности, что при сватовстве любовь и свобода выбора могли играть некоторую роль, однако никто не позволял чувствам затмить собой более веские соображения.
Брихтрик правил обширным баронством Глостер (Честью Глостера), огромным феодальным владением, которое включало десятки или даже сотни поместий, принадлежавших крупным магнатам – главным держателям королевского лена. Это был красивый мужчина со снежно-белыми волосами, чье прозвище Meaw в переводе с англосаксонского означало «снег». Он мог быть немного старше Матильды, поскольку унаследовал Тьюксбери в 1020 году и заверял королевские хартии в 1040-х годах24. Они познакомились, когда король Эдуард отправил Брихтрика посланником ко двору отца Матильды в Брюгге. Очарованная Матильда решила добиться любви англичанина. Это не было сумасбродной или неосуществимой фантазией. В 1051 году тетя Матильды, Юдифь Фландрская, выйдет замуж за Тостига, младшего сына английского эрла Годвина Уэссекского. Брихтрик же превосходил Тостига высотой положения и размером состояния.
Набравшись смелости, Матильда отправила к Брихтрику гонца, вызвала лорда к себе, призналась в своих чувствах и сделала предложение руки и сердца. Но Брихтрик отказал девушке25. К счастью, у нее на примете имелся еще один потенциальный супруг.
2
Огромное мужество и великие дерзания
Тем временем бароны склоняли к женитьбе блистательного Вильгельма Бастарда, суверенного герцога Нормандии и внучатого племянника Эммы Нормандской1. Нормандия была великим независимым герцогством, самым могущественным в западном христианском мире, а ее герцог – влиятельным вассалом короля Франции, своего феодального сюзерена, которому присягал и хранил верность. Разумеется, бароны хотели обеспечить безопасность Нормандии и незыблемость правления, поэтому «настоятельно привлекали внимание герцога к необходимости обзавестись потомством и преемником»2,, давая «противоречивые советы по поводу брачной партии»3. Вильгельм принял решение сам.
Жена благородных кровей высоко ценилась не из-за внешней привлекательности и нрава, а из-за богатства и знатности. Брак, по сути, был контрактом, а принцессы – дипломатическим активом. В XIII веке король Генрих III заявил: «Нет лучшего способа достичь дружбы между правителями, чем брачные узы»4. Поэтому династические браки почти всегда заключались с учетом государственных интересов, обеспечивали преемственность и укрепляли союзы, дабы предотвратить войны и принести благоденствие. «Когда меж правителями расцветает любовь, она осушает горькие слезы подданных», – пелось в злободневной песне XIII века.
Вильгельм подыскивал жену высокого происхождения, которая добавила бы веса его растущему престижу. «Правители дальних земель готовы были отдать ему в жены своих дражайших дочерей»5, однако герцог узнал, что у графа Бодуэна есть «дочь Матильда, благородная по крови и духу, славная нежной красотой» и крепкая телом6. Современники считали Матильду более знатной, чем
