Звёздный сын Земли - Лидия Алексеевна Обухова
Возле школы бомбой разбило здание, и после уроков школьники разбирали его по кирпичу. Младших ставили на конвейер, старшие грузили. Стоят малыши, как муравьишки, цепью и по крошке, по песчинке гору разбирают. „Посмотрите, — сказала потихоньку Нина Васильевна, — как Юра Гагарин о своей подшефной заботится“.
Стоят Паша и Юра, а между ними Анечка; если кирпич побольше, они его друг другу передают мимо неё.
Взрослым я его не очень вспоминаю. Как-то он остановил меня на улице уже в форме лётчика. „Вот, познакомьтесь, это моя жена… А я очень изменился?“ — „Конечно, Юра, — отвечаю. — Ты теперь взрослый, офицер, и выглядишь, как полагается офицеру Советской Армии. Тебя уже и называть нужно Юрием Алексеевичем“. Он засмеялся. Юра с детства очень хорошо смеялся: искренне, радостно. За улыбку ему все шалости простишь в душе.
Третий и четвёртый классы текли у Юры Гагарина с переменным успехом: он получал четвёрки и пятёрки, а иногда ему выговаривали за то, что он не приготовил урока.
Как-то Нина Васильевна, тогда ещё совсем молодая учительница, едва переступив порог классной комнаты, попросила Елену Фёдоровну пойти с ней к Гагариным. Она жаловалась, что Юра совсем запустил грамматику, не учит правила и сегодня при практикантах опять оконфузил её. Вместе с расстроенной Ниной Васильевной они пошли чуть не через весь город к дому Гагариных.
Дом ещё только строился. Отец был на стропилах, а мать вышла навстречу, очень встревоженная.
— Ну, что он набедокурил?
— Ничего особенного. Просто не учит уроки. Сегодня правила по грамматике не знал.
Юра стоял тут же неподалёку, за маленьким верстачком, стругал какие-то планки. Он потупился и, глядя на босые ноги, упрямо пробормотал:
— Я только один раз не выучил.
— А вчера, Юра? — мягко сказала Елена Фёдоровна. — А позавчера? Ведь мы тебя готовим в пионеры!
Анна Тимофеевна сокрушённо покачала головой.
— С домом мы с этим занялись, выпустила его из рук…
В глазах Юры блеснули слезинки, которые, впрочем, тотчас и высохли, особенно когда Елена Фёдоровна поинтересовалась, что это он стругает.
— Это будет самолёт, — радостно ответил Юра. — Очень большой и очень быстрый! Больше того, что сбили над Клушином.
С этим Юриным самолётиком произошла затем вот какая история. Как-то по школьному двору вдоль палисадника прогуливался в перемену дежурный от родительского комитета Фёдор Дмитриевич Козлов, по профессии техник-строитель, человек общительный и смешливый.
Козлов не ждал беды, когда откуда-то сверху, из окна третьего этажа на него свалился самодельный самолёт.
Елена Фёдоровна сразу догадалась, чей он, и вместе с потерпевшим вошла в четвёртый класс. Все дружно встали и, открыто сознавая собственную невиновность, со спокойным любопытством смотрели на вошедших. Одна только пара глаз упорно не поднималась от парты.
— Ну что ж, ребята… — начала Елена Фёдоровна. — Вы ушибли Фёдора Дмитриевича, а могло случиться ещё хуже. Просто не знаю, как теперь и быть! Не могу даже представить, кто из вас мог принести в школу этот самолёт? А главное, бросить из окна! Самолёты надо испытывать в поле, на ровном месте. И если это хороший самолёт, то он полетит вверх, а не вниз.
Козлов поддакивал:
— Будь он чуток побольше, у меня на голове получилась бы целая рана!
Тогда Юра не выдержал, вышел из-за парты.
— Это мой самолёт, — прошептал. — Простите.
Ему сделали ещё несколько упрёков, а когда собрались уходить, он догнал Елену Фёдоровну, тихо спросил:
— Вы отдадите мне самолёт?
Елена Фёдоровна замялась.
— Знаешь, Юра, лучше пусть останется у нас в учительской. Это ведь модель, её надо поберечь.
Юра вздохнул: ему было так жалко своего самолётика!
А потом у Елены Фёдоровны случилось несчастье. Пришло извещение о гибели единственного сына.
В четвёртом классе в этот день студент педучилища проводил беседу о красном галстуке. Ребята слышали обо всём этом впервые. Они были целиком захвачены: пионерский галстук — часть знамени революции!
Слёзы душили Елену Фёдоровну. Она вспомнила своего сына таким же маленьким. И тот день, когда он впервые надел красный галстук, и как он был смущён, горд: шёл, косясь на свою грудь.
Она отошла к окну, отвернулась от класса и закрыла глаза рукой.
Когда она очнулась, урок уже кончился, а в двух шагах от неё стояли Юра Гагарин и Паша Дёшин.
— Я знаю, почему вы плачете, — сказал Юра. — У вас убили Валю. Он был танкист. Лётчик обязательно улетел бы от врагов. Ведь самолёт быстрее всего на свете.
— Ну нет, — возразил Паша. — Танки тоже очень большие и быстрые. На танке можно куда хочешь.
— Что ж, по-твоему, танк обгонит самолёт?!
— Может, и обгонит, — упорствовал Павлик.
Обычный мальчишеский спор.
Пятый и шестой классы Гагарин учился уже в средней школе, одной на весь разбитый город. Нынче это просто жилой дом на Советской улице, дом 91. Ботанику преподавала Елена Александровна Козлова.
Она и привела нас в этот дом. Мы постучались в квартиру Черновых. Под любопытными взглядами двух девочек прошли на кухню, оклеенную синими обоями, остановились возле плиты… Елена Александровна показала на угол, где когда-то была сквозная дыра во двор. Доска висела на стене, где сейчас буфетик. Перед доской стояли парты в три ряда; в среднем ряду сидел Юра Гагарин.
— Это был самый тёплый класс. Солнце светило в окне весь день, — сказала Елена Александровна.
После сорока пяти минут тесноты, когда учитель бочком проходил к своему столику, а ученики сидели вовсе локоть к локтю, на перемену все выбегали во двор. Ранней весной старшеклассники после уроков запрягали коня Кобчика и ехали в лес за голыми озябшими деревцами, потом их сажали в школьном дворе.
— Постойте, когда же это было? Двадцать лет назад!
Елена Александровна переходит эт дерева к дереву. Да, деревья, как и дети, быстро растут!
Юра ей запомнился приветливостью. Исполнительный весёлый мальчик, активный по натуре: на вечерах декламировал стихи и участвовал в драмкружке, пел в хоре, играл в школьном оркестре на трубе. Его
