Жизнь Вивекананды - Ромен Роллан
— О моя страна! О моя страна!..
Он спрашивал, ударяя себя в грудь:
— Что сделали мы, — мы, так называемые божьи люди, саньяси, что сделали мы для масс?..
Он вспоминал жестокие слова Рамакришны:
"Религия — не для пустых желудков".
И, возмутившись против рассудочных умствований эгоистической веры, он ставит в первейшую обязанность религии "кормить бедных и облегчать их участь"[29]. Он требовал этого от богатых, от министров и от князей.
— Неужели никто из вас не отдаст свою жизнь любви к ближним? Бросьте читать веданту и предаваться созерцанию, отложите это до будущей жизни! Пусть ваше тело в этом мире будет посвящено служению другим! Тогда я буду знать, что вы не напрасно пришли ко мне[30].
Близок был день, когда его проникновенный голос раздастся торжественным призывом: "Пусть я буду рожден и вновь рожден, и испытаю тысячи страданий, если только мне будет дано поклоняться и служить единому божеству — общей Совокупности всех душ, а превыше всего — моему Богу в отверженных, в несчастных, в бедняках всех народов!.."
В это время, в 1892 году, страдания, ему близкие, страдания Индии, занимают все его мысли, не оставляя места для иных забот. Они преследуют его, как тигр добычу, с севера на юг, в его стремительном беге через Индию. По ночам они изнуряют его бессонницей. На мысе Кумари они настигают его и хватают жадными челюстями. На этот раз он отдает им и тело и душу. Он посвящает жизнь страдающим массам.
Но как им помочь? Денег нет, а время не ждет. Щедрые подарки магараджей или пожертвования отдельных групп благожелательно настроенных людей не могут удовлетворить и тысячной доли самых неотложных нужд. Прежде чем Индия очнется от своего бездействия и организуется во имя общего блага, она погибнет окончательно… Он обращает взор к океану, за моря. Нужно обратиться ко всему миру. Весь мир нуждается в Индии. Спасение Индии, смерть Индии будут и его судьбой. Позволит ли он разрушить эти громадные запасы духовной силы, как это было с Египтом и Халдеей, чтобы потом кропотливо раскапывать их, когда от них остались лишь развалины, душа которых умерла навеки?.. Мысль об обращении Индии к Европе и Америке еще неясными очертаниями возникает в уме отшельника. По-видимому, он впервые подумал об этом в конце 1891 года между Джунагадом и Порбандаром. В Порбандаре, где он начал изучать французский язык, один пандит убеждал его направиться на Запад, где его мысли будут лучше поняты, чем в его собственной стране.
— Возьмите его приступом и возвращайтесь!
В Хандве в начале осени 1892 года он услышал о Парламенте религий, который должен был собраться в следующем году в Чикаго, и ему впервые пришла мысль принять в нем участие. Однако он не считал еще возможным предпринять что-либо для осуществления этого проекта и отказался открыть подписку, которая могла бы помочь ему, прежде чем он выполнит до конца обет великого странствия вокруг Индии. В Бангалоре, в конце октября, он ясно высказал магарадже свое намерение отправиться на Запад, чтобы просить "средств улучшить материальное положение Индии" и принести туда взамен — евангелие веданты. К концу 1892 года он принял решение.
В это время он находился у отдаленнейших границ Индии, на крайнем юге, откуда Хануман, бог-обезьяна, совершил свой баснословный прыжок. Он же, будучи таким же человеком, как мы, и не шествуя путями полубогов, прошел через всю громадную индийскую землю пешком. Тело его в течение двух лет было в непрерывном соприкосновении с ее великим телом, он страдал от голода, от жажды, от убийственной природы, от людских оскорблений, он пришел изнеможенный. На мысе Кумари у него не оказалось даже мелкой монеты, чтобы заплатить за лодку для переправы к цели своих странствий, к святому святых, Каньякумари; он бросается в море и плывет среди акул… Вот он у цели; оттуда, обернувшись, он обнимает всю Индию, которую прошел, и мир мыслей, что осаждают его уже два года. Два года он живет в кипении, его пожирает лихорадка; его "душа в огне", он подобен "урагану"[31]. Как мученики, которых некогда подвергали пытке водой, он чувствует себя залитым потоками накопившейся энергии, стены его существа вот-вот рухнут…[32] На площадке башни, куда он взобрался, у границ земли, откуда ему видна панорама всего мира, он останавливается, и кровь бурлит у него в висках, как море у его ног; он почти падает. Это решительный натиск богов, что сражаются в нем… Когда нападение отбито, первый бой выигран. Засиял свет. Он увидел путь, который его ждет. Его миссия избрана.
Вплавь он возвращается на материк Индии. По противоположному берегу он вновь поднимается на север. Пешком, через Раммад и Пондишери, он приходит в Мадрас. И там в начале 1893 года он публично объявляет о своем намерении отправиться с миссией на Запад[33]. Без всяких усилий с его стороны имя его уже широко известно, в Мадрасе, этом чутком, взволнованном городе, где он останавливается дважды, его осаждают посетители, и здесь он находит первую группу преданных учеников, которые посвящают себя ему и уже его не покинут; когда он уйдет, они будут продолжать поддерживать его своими письмами и своей верой, а он из далеких краев будет, как прежде, руководить своими мадрасскими друзьями. Его пламенная любовь к Индии пробудила в них горячий отклик. Их энтузиазм удесятеряет силу его убеждения. Он выступает против погони за личным благом в пользу блага общего, за восстановление матери-родины, за воскрешение духовных сил Индии, которые должны воссиять над вселенной…
"Время настало… Вера Риши должна стать деятельной… Нужно выйти из своих пределов…"
Набобы и банкиры предлагают ему деньги на путешествие за море. Он отказывается. Он просит своих учеников, организующих подписку, обращаться предпочтительно к средним классам, ибо…
— Я ведь иду ради народа и ради бедных!
Как и в начале своего странствия, он просит у "Святой Матери" (вдовы Рамакришны) благословения на дальнее путешествие. Она посылает ему благословение Рамакришны, переданное ей во сне, для любимого ученика.
По-видимому, он не писал своим духовным братьям в Баранагоре
