Мама, не горюй! - Саша Галицкий
Эту вынужденную привязанность друг к другу они ощущают ровно так же, как и мы. И обычно считают, что не будь они нашими родителями, мы бы с ними вообще дела не имели.
Неважно, правда это или нет. Они в этом уверены, уверены в том, что мы общаемся с ними только для очистки собственной совести. Для галочки.
Это я к чему? Это я к тому, что и они вообще-то в большинстве случаев от общения с нами тоже удовольствие получают не огромное. А то и вовсе никакого.
И поскольку уж это так, то, может, лучше и не стараться? Я серьёзно.
Мне кажется, главная причина того, что мы не получаем удовольствия от общения с пожилыми родителями, заключается в том, что мы очень сильно, обязательно, непременно хотим это удовольствие получить и ужасно огорчаемся, когда из этого ничего не выходит. Огорчаемся потому, что считаем — значит, мы что-то делаем неправильно. Поскольку когда правильно, то оно, удовольствие, непременно должно быть.
На самом деле это не так. Удовольствие от общения с пожилыми родителями — огромная редкость, исключение из правила, почти невероятная удача.
И если не ждать этого пресловутого «удовольствия», не пытаться его старикам и самим себе в обязательном порядке «доставить», то на душе сразу станет лучше, легче и проще — и нам, и им.
Главное вот что — нельзя ни на секунду забывать, что они нам не друзья.
Взаимного откровения, взаимного понимания, взаимного удовольствия от вместе проведённого времени, которые столь характерны для отношений хороших друзей, — в отношениях с пожилыми родителями не будет.
Мы никогда не сможем понять их так, как мы понимаем своих друзей. И они также не смогут понять нас. Это факт.
Ни один — подчёркиваю, ни один — из огромного количества стариков, с которыми я общался на протяжении последних 15 лет, не является в моём понимании адекватным человеком, с которым можно общаться легко и непринуждённо.
То есть все они, без исключения, отличаются от людей обычных, нормальных и соответствующих нашей общепринятой норме.
Сказанное выглядит страшной дикостью. Может быть, даже жестокостью. Но я обещался писать правду. Вот и пишу.
Пожилые люди живут в других, отличных от наших, системах координат. ОНИ — ИНЫЕ. Как дети — иные, с точки зрения взрослых. Как взрослые — иные, с точки зрения детей.
Да, с большинством из стариков можно поговорить. Да, они могут рассказывать удивительные истории. Да, они способны любить, шутить, читать, петь песни, танцевать, смотреть телевизор, есть, пить — всё как мы. НО ОНИ — ДРУГИЕ. ОНИ НЕ ТАКИЕ, КАК МЫ. У них другие мотивации, другие ценности, другие нормы.
И сколько бы мы ни пытались их «переубедить», сколько бы ни надеялись заставить их жить по нашим правилам, из этого ничего не выйдет. Поэтому и любые попытки общаться со стариками так же, как вы общаетесь с женой или мужем, с друзьями, коллегами, сверстниками, заранее полностью обречены на провал.
Пожилые родители нам не друзья. Пожилые родители нам — пожилые родители. Это предельно специфический, особый вид взаимоотношений, построенных на необходимости общения и по самой своей сути являющихся не удовольствием, а испытанием. Испытанием на нашу способность помогать им, любить их, уважать их, такими, какие они есть, а не такими, какими мы всем сердцем, очень сильно хотели бы, чтобы они были.
Единственный доступный способ получать удовольствие от общения со стариками заключается в том, чтобы научиться это испытание ценить. Научиться ценить то, чему мы благодаря этому испытанию учимся.
Помните, как в детстве играли на «слабо»? А слабо с забора спрыгнуть? А слабо бассейны по диагонали пронырнуть?
А слабо провести целый вечер с родителями и при этом ни разу не сорваться?! Слабо не попасться на удочку всех советов, нравоучений, вопросов, жалоб, страхов и причитаний?! Слабо поставить себе целью не раздражаться — и не раздражиться?
Это и есть тот единственно возможный вид удовольствия от общения со стариками. Он заключается в том, чтобы, общаясь с ними, получать удовольствие от того, чему благодаря этому общению научился, от своей приобретённой тяжёлым трудом способности оставаться позитивным, не срываться в негатив, не поддаваться на провокации и любить их, несмотря ни на что. Абсолютно безвозмездно любить, кстати. Ага.
Мне-то ведь повезло — я люблю стариков за деньги. В мире существуют всего два вида продажной любви. Один из них — это работа в домах престарелых, чем я с успехом и занимаюсь.
— Скажи, — сказал мне вчера Меир (82), — а у тебя дома есть водка?
— Зачем? — спросил я.
— Чтобы в себя приходить после общения с нами!
Ну что вам сказать. Конечно, есть. А как же иначе.
6. Где взять силы на то, чтобы с ними общаться?
Силы надо черпать в сострадании. Где же ещё?
А чтобы найти в себе сострадание, надо просто понять, что разницы между нами и нашими пожилыми родителями почти и нет никакой.
Старость — самая заразная болезнь на свете. Больны старостью мы все, без исключения. Дело только в стадиях.
Родители находятся на более поздних стадиях этой болезни, а мы — на более ранних. Вот и вся разница. Вопрос времени.
Надо увидеть в пожилых родителях без пяти минут себя. От этого становится страшно, но легче.
Просто напоминайте себе, что общение со стариками — это в каком-то смысле общение с нами самими, сострадание и любовь к ним — это любовь к нам самим, таким, какими мы станем через пару десятков лет.
Жизнь вообще — вопиющая несправедливость. Ну послушайте, ведь только жить начал, а тебе — бац! — и девяносто.
Вот Хава (82) говорит:
— С подругой разговаривала по телефону. Та спрашивает, чем я занимаюсь. Отвечаю: ухаживаю за старухой. Бесплатно. В кино её вожу, в театр, развлекаю, книжки читаю, убираю, готовлю.
— За какой старухой?!
— За собой.
Сострадание — кстати, это не жалость. Жалость — обидное чувство. Жалость старики очень быстро распознают и реагируют на неё плохо. Жалость унижает их достоинство.
У меня был когда-то такой крутой и классный знакомый дед Пинхас. На вопрос «Как здоровье?» Пинхас всегда отвечал громко и ясно: «Не жалуюсь!»
И добавлял вполголоса: «Если буду жаловаться, легче же не станет!”
Чтобы испытать к ним сострадание, достаточно просто понять, КАК они
