Пламя и взрыв - Петр Тимофеевич Асташенков
— Это по молодости, — улыбнулся Курчатов. — Вот поживете с мое… Вы ведь года с десятого?..
— С одиннадцатого…
— Видите, на восемь лет моложе. А восемь лет для ученого — это вечность… А где вы родились?
— В Тбилиси.
— Вот и южная кровь чувствуется — нетерпелив… — комментировал Курчатов.
Щелкин ответил не сразу. Родился-то он действительно в Тбилиси, но родословную свою ведет от крепостных крестьян Смоленской и Курской губерний. Отец его Иван Ефимович жил в поселке Красное на Смоленщине. Там он окончил землемерно-таксаторское отделение училища. Получив диплом землемера, нанялся на работу в Закавказье.
— Только после учебы в биографии отца появилась столица Грузии, — заметил Щелкин.
— Ну, а мать южанка?
— Нет, из Курской области, — ответил Щелкин и продолжал, взволнованный воспоминаниями: — Детство у меня было кочевое. Отец только зиму проводил в Тбилиси, а летом выезжал в горные села. И нас с матерью забирал с собой. Так еще в раннем возрасте я объехал все горы Армении. Мальчишкой проделал путь от Кавказа до Смоленщины, а потом оттуда до Крыма…
— Но вот чего не могу понять, так это того, как вы от физики в химию уклонились, — продолжал Курчатов.
— Семенов уклонил, — пошутил Кирилл. — Вызвал из Симферополя, сразу после института.
— Педагогического?.. — уточнил Курчатов.
— А вы откуда знаете?
— Так ведь и я кончил сей научный храм… Только тогда он назывался «важнее» — университет. Видите, нужна была белая ночь, чтобы узнать, что рядом корпит над наукой земляк, — засмеялся Курчатов. — А вот и наша Ольгинская.
Игорь Васильевич остановился, потянулся, словно сбрасывая усталость.
— На днях ухожу на веслах по Белой. А у вас что — нет ни кружков, ни походов?
— Почему нет, записывают. И в гребную школу, и в кружок планеристов. Да как-то все не до того.
— Знакомый мотив: «Занимаюсь наукой! Не могу оторваться!» А мой вам совет: не затворничайте. Ступайте в оба кружка сразу — будет здорово! Пока у вас пламя летает в трубах, полетайте сами на планере. И гидро- и газодинамику почувствуете на себе. Глядишь, скорее поймете, что происходит и с движущимся пламенем.
«Теперь я могу ответить»
Стремительно промелькнул еще один год, отданный расшифровке тайны возникновения детонации, приготовлениям к кандидатским экзаменам и, по совету Курчатова, спорту.
«Почти каждый день хожу в гребной клуб, — сообщает Кирилл Иванович отдыхающей в Крыму жене. — Вчера были гонки. Первое место взяла команда Института физкультуры. Второе — команда, выигравшая в прошлом году у нас (она теперь еще более усилена), затем пришли мы. Позади нас в общей сложности осталось еще 7 команд. Кажется, нас выставят на первенство Ленинграда в качестве 3-й учебной команды. Гонки будут 4-го августа. Экзамен хочу сдавать в первых числах сентября. Сейчас уже начал заниматься (достал все книги и один день уже занимался)».
«…Вчера были гонки на первенство Ленинграда. Нас побила команда клуба «Красная звезда». Но ребята не стали сваливать вину за поражение друг на друга. Итак, заняли в нашем классе второе место по Ленинграду. Гонки будут продолжаться сегодня и завтра (5 и 6).
…Посмотри среди книг, которые я оставил (если они сохранились), книгу, которая, кажется, называется «Белые и розовые» или что-то в этом роде. Это беллетристика для детей старшего возраста — в ней описываются гребные гонки между двумя университетами. Там, кажется, есть какие-то подробности об этом спорте. Мне интересно будет перечитать…»
Горечь от поражения на соревнованиях всегда смягчалась для него сознанием того, что все силы были отданы борьбе до конца. В друзьях (и не только спортсменах) выше всего ценил он это качество — волю к победе, неустрашимость, отвагу. Среди членов его спортивного общества одно время была популярной шуточная «докладная», составленная Кириллом Ивановичем после того, как выяснилось, что их одноклубники-боксеры испугались нечаянно зашедшего к ним подвыпившего субъекта.
«Настоящим сообщаем о недостойном поведении в быту вашего бухгалтера Панферова Василия Ивановича.
Гражданин Панферов В. И., находясь в состоянии незначительного опьянения от бутылки пива, разогнал проходившее в главном зале спортивного общества «Красный марафонец» собрание боксеров. С криком «А ну, выходи на бокс» он нокаутировал находившегося на трибуне абсолютного чемпиона общества «Красный марафонец» Зверева, делавшего доклад на тему «Волевые качества боксера». Воспользовавшись тем, что гр. Панферов занялся докладчиком, члены секции бокса успели благополучно скрыться через двери и окна…»
Не забыл Кирилл и про совет Курчатова о полетах— записался в планерный кружок. О членах этого кружка — пятнадцати молодых научных сотрудниках— в институте говорили: «Отчаянные головы». И верно, надо было обладать незаурядным характером, чтобы решиться летать на стареньком планере. Место пилота, открытое всем ветрам, было расположено далеко впереди крыльев. Запускался планер натяжением резиновых амортизаторов, подобно тому как выстреливает мальчишечья рогатка.
Полеты происходили в Озерках, низком болотистом месте, в нескольких километрах от института. Взлетали обычно на 100–200 метров, учились маневрировать. По воспоминаниям участников кружка, Щелкин летал много и с удовольствием.
Осенью вся семья собралась на Ольгинской. Началась работа и учеба. Кирилл Иванович днем в лаборатории, вечером в университете, Любовь Михайловна — на заводе. Поступила в вечерний педагогический институт и мать, Вера Алексеевна — не хотела отставать от детей.
Бюджет семьи был невелик, поэтому Кирилл Иванович принял предложение прочесть курс лекций в Военно-медицинской академии. К первой лекции его «пижонский костюм», побывавший недавно в воде (чтобы не упустить время, Щелкин прямо в костюме бросился спасать утопавшего в пруду возле их дома), изрядно поблек. Когда Кирилл Иванович появился в академическом зале, мало кто из слушателей признал в нем лектора.
Но вот начался его неторопливый рассказ о кинетике горения. Яркий, образный, недаром в институте Щелкин считался одним из лучших пропагандистов. Лекция закончилась… аплодисментами. Вскоре ему предложили перейти в академию на преподавательскую работу с окладом в несколько раз большим, чем он получал в институте. Правда, незадолго перед тем Кириллу Ивановичу пообещали увеличить его аспирантские, но он спросил: «Всем аспирантам увеличат оклад или только мне?» — «Всем не сможем», — ответили ему. «Тогда не надо и мне», — отказался Кирилл Иванович.
И все-таки о заманчивом предложении медиков он рассказал жене, знал, что в конце концов главные хлопоты по дому лежат на ней. Любовь Михайловна ответила так, как и должна была ответить его жена. Он остался в институте. Приближалась двадцатая годовщина Октября. Накануне праздника Кирилл Иванович закончил опыты по определению условий перехода горения в детонацию в смеси предельных углеводородов с воздухом. Ознакомившись с их результатами, Совет института выдвинул работу Щелкина на Всесоюзный
