Конструктор Морозов - Вячеслав Дмитриевич Листровой
Он понимал, эти проблемы лежат, что называется, на поверхности, а когда придется непосредственно налаживать технологический конвейер производства, возникнет множество других закавык и головоломок.
Морозов отправился на экскурсию по заводу, но, оказавшись там, сам того не замечая, тотчас втянулся в дела и заботы предприятия, которое еще предстояло создать. Он мысленно прикинул, где можно наладить изготовление необходимых узлов, как приспособить оборудование, что необходимо изменить в конструкции…
Утром следующего дня собрались руководители групп. Об обстановке на заводе обстоятельно доложил Николай Алексеевич Кучеренко. Приятно, что его товарищи времени не теряли: быстро освоили выделенные для КБ помещения третьего этажа, сами изготовили чертежные столы, установили кульманы. Успели изучить сильные и слабые производственные стороны местного завода. Однако резюме звучало неутешительно: до начала выпуска танков пока еще «дистанция огромного размера»…
Об этом же говорили в своих выступлениях Николай Дудник, Михаил Таршинов, Алексей Малоштанов, Владимир Дорошенко.
Картина, нарисованная ими, в общем совпадала с впечатлениями самого Морозова. Было ясно, что многое из того, что было создано, отработано и не вызывало никаких проблем в Харькове, теперь придется решать заново.
Выслушав всех, Александр Александрович сказал:
— Нас прислали сюда с определенным и четким заданием: обеспечить фронт танками. Как можно быстрее и как можно в большем количестве. Сейчас технологи занимаются распределением узлов и деталей по цехам, установкой оборудования. Наша задача — помочь им пустить завод, помочь всем, что в наших силах. Посмотрите внимательно, критически, что можно упростить, изменить, подогнать под имеющееся оборудование. Одним словом, завод как можно быстрее должен начать выпускать танки.
Впереди много работы: будем совершенствовать машину, повышать ее боеспособность. Но это — в будущем. А пока главное — начать производство.
Всю долгую одиннадцатичасовую смену конструкторы проводили в цехах, приходя в КБ лишь на короткое время: набросать эскиз, сделать чертеж и снова в цех, где их ждали технологи, мастера, рабочие. Там они помогали воплощать чертежи в металл, проявляя и мастерство, и смекалку.
Всей этой многосложной работой, проводившейся в литейном и в кузнечном, в механических цехах и в прессовом, в цехе метизов и на сборке, руководил Главный конструктор. Его слово было последним. На нем лежала вся ответственность за каждое принятое решение. И он нес эту тяжелую ношу, как самое важное, что было доверено ему Родиной, партией.
В один из дней радио принесло тяжелую весть: наши войска оставили Харьков. Морозов услышал сообщение, собираясь на работу. Невозможно было представить, что по улицам города маршируют фашисты, что они хозяйничают на родном заводе.
Жена, мать и сестра тихо плакали, а он бессилен был даже утешить их.
Молча ушел на завод. Все уже знали о случившемся, но говорить об этом никому не хотелось. Да и что скажешь? Только работа могла отвлечь от тяжких дум, притупить боль. И они работали зло, одержимо.
Приехал Юрий Евгеньевич Максарев. Он покинул завод последним, перед самым приходом фашистов. Морозов кратко, по-деловому доложил ему обстановку:
— Внесенные в конструкцию машины изменения продиктованы двумя обстоятельствами: спецификой местного завода и нарушением связей с заводами-поставщиками.
Мы разработали литое колесо вместо катаного, ввели мелкозвенчатую литую гусеницу и заменили ведущие колеса на цевочное зацепление, упростили конструкцию башенных смотровых приборов… Вот чертежи, технические условия…
Среди множества вопросов, которыми приходилось в те дни заниматься Главному конструктору, — организационных и творческих, срочных и экстренных, был один, серьезно угрожавший производству.
На заводских маломощных формовочных столах заформовать махину башни танка было просто невозможно. К тому же вдруг выяснилось, что вагон, в котором везли чертежи, из-за каких-то неполадок был отцеплен в пути и пока еще не прибыл.
Кто-то предложил делать башню сварной, как когда-то прежде, однако Александр Александрович об этом и слушать не хотел: мало того, что это шаг назад — сварная башня уступает по прочности литой, но и на производстве это отразится отрицательно. Ведь потребуется дополнительно большое количество квалифицированных сварщиков, а где их взять? Нет-нет, об этом и речи быть не может. Надо искать другой выход.
Главный металлург завода Павлин Петрович Маляров предложил изготавливать форму для башни по частям. Временно, разумеется, пока не появится соответствующее оборудование.
Башня, конечно, получалась не столь совершенной формы. В свое время конструкторам пришлось немало потрудиться над ее решением. Но это был подходящий вариант.
Морозов пригласил к себе ведущего конструктора по башне Марка Набутовского. По имеющимся у обоих записям принялись восстанавливать основные габариты сложного узла. Двое суток не покидали КБ. Размеры башни (а их несколько сот) были восстановлены, а затем переработаны с учетом условий местного литейного производства. Чертежи поступили в цех. К тому времени, когда вагон с документацией нашелся, уже полным ходом шло изготовление моделей для будущих отливок.
Время было выиграно!
В самый разгар этой работы позвонили из дирекции:
— На заводе нарком. Пошел по цехам. Через час начнется совещание командного состава завода…
Кабинет Ю. Е. Максарева был переполнен, Александр Александрович присел сбоку, огляделся. Вокруг были свои, знакомые люди: начальники цехов и отделов, руководители служб.
Все они пришли сюда прямо из цехов, еще не остыв от горячей работы. Лица суровы. Они знают о положении на фронте — враг у стен Москвы. Повсюду советские люди трудятся с удесятеренным напряжением сил, а их танковый завод до сих пор не выдает продукцию. С тревогой ждут: что скажет нарком?
Морозов хорошо знал Вячеслава Александровича Малышева, не раз встречался с ним и в наркомате, и на заводе. Это был энергичный, требовательный, остромыслящий человек. Теперь он смотрел на наркома, с трудом узнавая его: серое усталое лицо, покрасневшие от бессонницы глаза.
Нарком говорил тихо, но слова звучали сурово, беспощадно. Он говорил о положении на фронтах, о мерах, предпринимаемых партией, всем советским народом для отпора врагу, о неотложных задачах коллектива головного танкового завода страны.
— Сегодня у нас должно сердце зачерстветь и помнить только одно, что нам нужно выпускать танки, — звучал в притихшем зале четкий голос наркома. — Если мы будем добренькими, мы подвергнем опасности сотни тысяч людей. Нам надо давать тысячи танков!
Малышев помолчал, лицо его стало мягче.
— Завод этот прекрасный, — продолжал он. — Но надо на ходу суметь перестроить его и давать продукции больше, чем на старых заводах. Вы должны быть организаторами новой промышленности на заводе и из мирного предприятия сделать танковый завод…
Урал — это и кузница, и огромная литейная. Взгляните на свой новый завод чуть пристальнее. И не будет повода сетовать — нет станков, нет механической
