Александр Клинге - Ленин. Самая правдивая биография Ильича
«Способности он имел совершенно исключительные, – вспоминал впоследствии один из его одноклассников, Александр Наумов, писавший свои мемуары в эмиграции и потому не имевший никаких поводов восхвалять вождя. – Обладал огромной памятью, отличался ненасытной научной наблюдательностью и необычайной работоспособностью, (…) я все шесть лет прожил с ним в гимназии бок о бок, и я не знаю случая, когда Володя Ульянов не смог бы найти точного и исчерпывающего ответа на какой-либо вопрос по любому предмету. Воистину, это была ходячая энциклопедия, полезно-справочная для его товарищей и служившая всеобщей гордостью для его учителей. Как только Ульянов появлялся в классе, тотчас же его обычно окружали со всех сторон товарищи, прося то перевести, то решить задачку. Ульянов охотно помогал всем, но настолько мне тогда казалось, он все же недолюбливал таких господ, норовивших жить и учиться за чужой труд и ум».
Другой одноклассник Ленина, поэт Аполлон Коринфский, вынес из гимназии похожие впечатления: «Не по годам серьезный, относящийся к приготовлению уроков, как к некоему священнодействию, но не имеющий надобности прибегать к практикующейся менее способными товарищами по классу «зубрежке», пробудивший во мне старые воспоминания «однокашник» – наш первый ученик. (…) Первый из сорока пяти, неизменный «пятерочник». (…) Семь лет мы были с ним вместе в гимназии, и он во все продолжение их оставался первым. Все предметы – от чистописания в младшем и до тригонометрии, космографии и логики в старших классах – были для него одинаково серьезными. И «латинист», и «грек», и «математик», и «словесник» – все учителя были для него непреложными вещателями истины, без основательного познания каковой непременно ощущался бы пробел в его образовании (…). И нужно было видеть, каким лихорадочным румянцем вспыхивало его лицо – до корней волос – в тех редких случаях, когда почему-либо он не мог сразу ответить на внезапно заставший его отвлеченное внимание вопрос того или другого преподавателя (…). Но на редкость обостренная сообразительность всякий раз вызволяла мальчика из непривычных затруднений. «Позвольте подумать! Сейчас, сейчас! – молящим тоном, торопливо повторял он. – Да, да… Сейчас…» И действительно, тотчас же разрешал смутивший было его на несколько мгновений вопрос. Непоколебимая репутация «первого из сорока пяти» блистательно восстанавливалась».
Ульянов-гимназист.
Знал ли он, какое будущее ему суждено?
В то же время было бы неправильно представлять себе Володю Ульянова книжным червем, проводящим все свое время за письменным столом. Сделав уроки, он любил гулять и играть в саду. Вместе с приятелем Володя пытался ловить птиц, бегал купаться и рыбачить (при этом однажды едва не утонул, провалившись в водоем с глубоким илистым дном), зимой катался на коньках. В общем, будущий лидер большевиков мало чем отличался от своих сверстников. Впоследствии он вспоминал: «Вы на Волге бывали? Знаете Волгу? Плохо знаете? Широка! Необъятная ширь. Так широка… Мы в детстве с Сашей, с братом, уезжали на лодке далеко, очень далеко уезжали. И над рекой, бывало, стелется неизвестно откуда песня».
И внешне, и по своему характеру Владимир был очень похож на своего отца. Его старшая сестра Анна много лет спустя вспоминала: «Володя был вспыльчивым, что унаследовал от отца, на которого очень походил, и, как отец, он научился с годами побарывать эту вспыльчивость. Но, унаследовав от отца сложение, черты лица и характера: большую исполнительность, неуклонность в стремлении к поставленной цели, лично большую скромность и нетребовательность, консерватизм привычек и т. п., до мелочей – он был совершенно своеобразен по большей смелости и самоуверенности с детства. Отец, прошедший суровую школу воспитания, был очень скромным и застенчивым человеком. Строгое и замкнутое воспитание получила и мать, часто жалевшая впоследствии, что застенчивость много вредила ей в жизни. Эту дерзновенную смелость (…) пронес через всю свою жизнь один Володя. Конечно, свободные условия воспитания имели тут значение, но все же несомненное своеобразие типа было в Володе с раннего детства».
У мальчика были приятели, товарищи по играм, но не было близких друзей. Учитывая определенную замкнутость семьи Ульяновых, удивляться этому не приходится. «Ульянов в гимназическом быту довольно резко отличался от всех нас – его товарищей, – вспоминал его одноклассник Наумов. – Начать с того, что он ни в младших, ни тем более в старших классах никогда не принимал участия в общих детских и юношеских забавах и шалостях, держась постоянно в стороне от всего этого и будучи беспрерывно занят или учением, или какой-либо письменной работой. Гуляя даже во время перемен, Ульянов никогда не покидал книжки и, будучи близорук, ходил обычно вдоль окон, весь уткнувшись в свое чтение. Единственно, что он признавал и любил как развлечение, – это игру в шахматы, в которой обычно оставался победителем даже при одновременной борьбе с несколькими противниками. По характеру своему Ульянов был ровного и скорее веселого нрава, но до чрезвычайности скрытен и в товарищеских отношениях холоден: он ни с кем не дружил, со всеми был на «вы», и я не помню, чтоб когда-нибудь он хоть немного позволил себе со мной быть интимно-откровенным. Его «душа» воистину была «чужая» и, как таковая, для всех нас, знавших его, оставалась, согласно известному изречению, всегда лишь «потемками». В общем, в классе он пользовался среди всех его товарищей большим уважением и деловым авторитетом, но вместе с тем нельзя сказать, что его любили, скорее – его ценили. Помимо этого, в классе ощущалось его умственное и трудовое превосходство над всеми нами, хотя надо отдать ему справедливость – сам Ульянов никогда его не выказывал и не подчеркивал».
Примерно то же вспоминал и Аполлон Коринфский, говоря: «Он никогда ни с кем из нас не сближался на почве дружбы. Товарищеские начала соблюдались им неуклонно и неизменно; но не было случая, когда бы эти отношения переходили на более интимную плоскость. Он был для всех «наш», но ни для кого не был «своим». Это вносило уже известный элемент холодности, хотя нельзя сказать, чтобы эта холодность сбивалась на отчужденность». И все же приятели у Володи были, однако не из круга его одноклассников-гимназистов. Так известно, что он тесно общался с детьми коллег своего отца – Борисом Фармаковским и Николаем Стржалковским.
Пока Володя Ульянов корпел над трудами античных авторов, в стране происходили большие перемены. После убийства Александра II в 1881 году Россия вступила в полосу реакции. Илья Николаевич ни в коей мере не сочувствовал террористам и был вполне лояльным подданным империи. Однако происходившие в стране процессы затронули и его. В 1884 году представители духовенства раскритиковали директора народных школ за то, что он уделяет недостаточное внимание религиозному воспитанию в учебных заведениях. Спор с церковниками попортил отцу семейства Ульяновых много крови. Его и без того не слишком крепкое здоровье пошатнулось. Практически сразу же после Рождества 1886 года он слег. В семье поначалу не придали его недомоганию большого значения – решили, что обострилась хроническая болезнь желудка. Сам Илья Николаевич пытался делать вид, что все в порядке, и даже заняться служебными делами – тем самым, возможно, подписав себе смертный приговор. Днем 12 января он не пошел обедать со всей семьей; когда жена и дети уже сидели за столом, Ульянов-старший вышел из своего кабинета, обвел всех долгим взглядом и снова скрылся в дверях.
