Дмитрий Дубенский - Революция, или Как произошел переворот в России
Непримиримую и открытую позицию в этой борьбе заняла супруга Николая II императрица Александра Федоровна. В своих многих письмах (на английском языке) в Ставку (Могилев) она советует, настаивает и требует от мужа решительности и несгибаемости воли. Она платит гневом и презрением тем, кто хоть в какой-то мере пытается покушаться на трон и самодержавие. «Гучков очень болен, – с внутренним ликованием сообщает она мужу 4 января 1916 г., – хотела бы, чтобы он переселился на тот свет». Тон ее писем в сентябре – декабре 1916 г. становится еще более категоричным: «Я бы сослала Львова в Сибирь… отняла бы чин у Самарина… Милюкова, Гучкова и Поливанова тоже в Сибирь…»; «Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом – сокруши их всех»; «Как бы я хотела, чтобы Родзянко повесили, – ужасный человек и такой нахал». Даже когда революция уже дышала в лицо, 24 февраля 1917 г. Александра Федоровна продолжала настаивать в своих письмах на жестких мерах: «Я надеюсь, что Кедринского (правильно: А. Ф. Керенского. – В.Х.) из Думы повесят за его ужасную речь – это необходимо (военный закон, военное время), и это будет примером. Все жаждут и умоляют тебя проявить твердость».
Одной из причин крушения державы явилось и то, что Императорский Дом Романовых, насчитывавший к тому времени 65 человек, 16 из которых носили титул великого князя, оказался расколотым. Ряд великих князей, обеспокоенных возможными последствиями грядущей революции, возросшим влиянием Распутина и Александры Федоровны на государственные дела, предприняли несколько попыток воздействовать на Николая II. Они считали, что в сложившейся ситуации необходимо пойти хотя бы на частичные реформы, претворяемые в жизнь через «ответственное министерство», и тем самым остановить неумолимый ход назревавших революционных событий, а не откладывать необходимые преобразования до конца войны. Они вспомнили о завете своего Венценосного предка, Царя-Освободителя Александра II (1818–1881): «Лучше начать сверху, чтобы не началось снизу». Эта позиция великих князей была поддержана матерью Николая II – вдовствующей императрицей Марией Федоровной. Однако все попытки повлиять на «слабовольного» царя казались тщетными.
Убийство Григория Распутина заставило императора 19 декабря 1916 г. покинуть Ставку в Могилеве и вернуться в Царское Село. Гибель «Друга» семейства потрясла императрицу, которая уверовала в предсказание Распутина, что с его смертью «для ее семьи начнутся все беды – муж ее потеряет трон, сын умрет и т. д.».
Вскоре замешанные в этом уголовном деле великий князь Дмитрий Павлович и князь Ф. Ф. Юсупов (младший) были взяты под домашний арест, грозивший им жесткими санкциями. В защиту их было составлено письмо, которое подписали 16 представителей Императорского Дома Романовых. Это лояльное по форме послание было грозным предупреждением Николаю II: оно содержало просьбу смягчить наказание Дмитрию Павловичу – не отправлять его в Персию на фронт, а послать в одно из его имений (Усово или Ильинское). «Венценосные родственники» ясно давали понять, что они целиком поддерживают свершившееся событие, оставляя императору лишь гадать, как далеко они способны зайти в своем отношении к царской семье. Призрак дворцового переворота или «убиенного Павла I», витавший давно в царских покоях и великосветских салонах, мог стать реальностью.
Оказавшись в меньшинстве перед почти единым фронтом родственников, Николай II не пошел на крайние меры (подобно Петру I), но и не отказался от наказания. Его резолюция на коллективном письме гласила: «Никому не дано право заниматься убийством, знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению ко мне».
Великий князь Дмитрий Павлович был выслан в Персию на Кавказский фронт к генералу Н. Н. Баратову, а князь Феликс Юсупов – в собственное имение под домашний арест. Попал в опалу и великий князь Николай Михайлович (1859–1919), который вынужден, был отправиться из столицы в краткосрочную ссылку до 1 марта 1917 года в свое имение Грушовка Херсонской губернии. Поводом послужили не только заступничество «за возмутителей спокойствия», но и его вольные разговоры в яхт-клубе, и чрезмерные поучения царя, в том числе в письме, содержание которого с непосредственной подачи великого князя стало достоянием многих из представителей аристократии. Вот некоторые из него строки: «Ты часто выражал волю вести войну до победы. Но неужели же ты думаешь, что эта победа возможна при настоящем положении вещей?
Знаешь ли ты внутреннее положение империи? Говорят ли тебе правду? Открыли ли тебе, где находится корень зла?
Ты часто говорил мне, что тебя обманывают, что ты веришь лишь чувствам своей супруги. А между тем слова, которые она произносит, – результат ловких махинаций и не представляют истины. Если ты бессилен освободить ее от этих влияний, будь, по крайней мере, беспрерывно настороже против интриганов, пользующихся ею как орудием.
Удали эти темные силы, и доверие твоего народа к тебе, уже наполовину утраченное, тотчас снова вернется.
Я долго не решался сказать тебе правду, но я на это решился с одобрения твоей матери и твоих двух сестер. Ты находишься накануне новых волнений. Я скажу больше: накануне покушения. Я говорю все это для спасения твоей жизни, твоего трона и твоей родины».
Царя буквально обложили со всех сторон требованиями уступок оппозиции и проведения буржуазных реформ. В этом преуспевали не только Государственная дума, «Прогрессивный блок», но и великие князья. Так, 25 декабря 1916 г. великий князь Александр Михайлович (1866–1933) начал (подобно старшему брату Николаю Михайловичу) свое нескончаемое письмо Николаю II, в котором указывал:
«Мы переживаем самый опасный момент в истории России: вопрос стоит, быть ли России великим государством?.. Какие-то силы внутри России ведут тебя и, следовательно, и Россию к неминуемой гибели. Я говорю – тебя и Россию – вполне сознательно, так как Россия без царя существовать не может; но нужно помнить, что царь один править таким государством, как Россия, не может; это надо раз навсегда себе усвоить, и, следовательно, существование министерства с одной головой и палат совершенно необходимо; я говорю – палат, потому что существующие механизмы далеко не совершенны и не ответственны, а они должны быть таковыми и нести перед народом всю тяжесть ответственности; немыслимо существующее положение, когда вся ответственность лежит на тебе, и на тебе одном… Как председатель, так и все министры должны быть выбраны из числа лиц, пользующихся доверием страны… Состоявшиеся… назначения показывают, что ты окончательно решил вести внутреннюю политику, идущую в полный разрез с желаниями всех твоих верноподданных. Эта политика только на руку левым элементам, для которых положение "чем хуже, тем лучше" составляет главную задачу; так как недовольство растет, начинает пошатываться даже монархический принцип…
Когда подумаешь, что ты несколькими словами и росчерком пера мог бы все успокоить, дать стране то, что она жаждет, т. е. правительство доверия и широкую свободу общественным силам, при строгом контроле, конечно, что Дума, как один человек, пошла бы за таким правительством, что произошел бы громадный подъем сил народных, а следовательно, и несомненная победа, то становится невыносимо больно, что нет людей, которым бы ты доверял, но людям, понимающим положение, а не таким, которые подлаживаются под что-то непонятное».
Спустя некоторое время, а именно 25 января 1917 г., Александр Михайлович (закадычный и верный друг с детства Сандро), подумав и собравшись с духом, неспешно продолжил свое послание, больше похожее не на дружеский совет, а на философский трактат, как надо управлять Великой державой:
«События показывают, что твои советники продолжают вести Россию и тебя к верной гибели; при таких условиях молчать является преступным перед Богом, тобой и Россией.
Недовольство растет с большой быстротой, и чем дальше, тем шире становится пропасть между тобой и твоим народом… Такое положение продолжаться не может…
В заключение скажу, что, как это ни странно, но правительство есть сегодня тот орган, который подготовляет революцию, – народ ее не хочет, но правительство употребляет все возможные меры, чтобы сделать как можно больше недовольных, и вполне в этом успевает. Мы присутствуем при небывалом зрелище: революции сверху, а не снизу».
Письмо было получено царем только 4 февраля 1917 года и, казалось, не произвело особого впечатления на Николая II, но настойчивые предостережения и требования окружения, несомненно, подготавливали его к необходимости перемен.
Доклады Охранного отделения Департамента полиции были в унисон общественному мнению и предупреждали об опасности надвигавшихся голодных бунтов: «Озлобление растет, – констатирует охранка 5 февраля 1917 г., – и конца его росту не видать. А что стихийные выступления народных масс явятся первым и последним этапом по пути к началу бессмысленных и беспощадных эксцессов самой ужасной из всех анархической революции, сомневаться не приходится».
