Ги Бретон - Женщины времен июльской монархии

Луи-Наполеон обвел протянутый ему газетный лист потухшим взором и прочел имена, большая часть которых ему была неизвестна. И вдруг принц побледнел: среди избранных находилось немало членов императорской фамилии: принц Наполеон (по прозвищу Плон-Плон), сын короля Жерома, принц Пьер, сын Люсьена, принц Мюрат, внук прежнего Неаполитанского короля…

— На июнь намечены дополнительные выборы, — сказала мисс Говард, — вам следует на них выставить свою кандидатуру. Ваши кузены уже избраны, и нет никаких причин, чтобы вас не избрали…

— Они не являются претендентами на престол, — ответил принц.

— Ну, что ж! Надо создать благоприятное для вас общественное мнение… Повторяю еще раз, мое состояние в вашем распоряжении.

Принц, мисс Говард и верный Персиньи сразу приступили к разработке плана пропаганды. Намечалось нанять журналистов, карикатуристов, авторов песен и договориться с разносчиками, чтобы брошюры с биографией Луи-Наполеона были распространены во всех провинциях. К тому же предполагалось использовать ностальгию по Империи, которую славный Беранже культивировал своими песнями в сознании народа. Все это, разумеется, требовало значительных расходов.

Персиньи подсчитал предстоящие траты. Для финансирования беспрецедентной в истории рекламной кампании требовалось около пятисот тысяч франков .

— Вы получите эти деньги послезавтра, — спокойно сказала мисс Говард.

Но Луи-Наполеон прекрасно знал силу насмешки. Он не сомневался, что, узнай шансонье и карикатуристы об этой финансовой помощи, он станет объектом жесточайших издевательских нападок, от которых ему уже не оправиться. Поэтому было условленно, что для соблюдения приличий молодая англичанка продаст ему в кредит земли, которыми владеет в Римских провинциях, в Чивитавеккья, а он под эти земли возьмет в долг деньги.

Через несколько дней маркиз Палавичино действительно ссудил новому «землевладельцу» шестьдесят тысяч римских экю, то есть триста восемьдесят тысяч франков…

С целью округлить эту сумму мисс Говард продала кое-что из своих драгоценностей, и друзья принца, направляемые энергичным Персиньи, начали предвыборную кампанию. За какие-нибудь несколько недель сотни тысяч гравюр, рассказов, куплетов, напоминавших о победах Великой Армии, тысячи портретов Наполеона и его племянника, тонны лубочных картинок, иллюстрировавших более или менее удачно истории о сером сюртуке, маленькой треуголке, руке, засунутой за жилет, подергивании уха и «Я видел тебя под Ваграмом, ты — смельчак», буквально засыпали французские хижины.

Такая пропаганда не могла не принести плодов, и 4 июня на дополнительных выборах принц был избран сразу в четырех департаментах. Узнав о результатах, толпа, собравшаяся перед городской ратушей, заорала лозунг, подсказанный Персиньи: «Наполеон — мы его изберем!..» И тут вдруг забеспокоились республиканцы. Прудон написал в газете «Народ»: «Еще неделю назад гражданин Бонапарт был лишь черной точкой в раскаленном небе; позавчера он был наполненным дымом воздушным шаром; сегодня это облако, несущее молнию и бурю».

10 июня тысячи людей устремились к Палате депутатов с криками: «Да здравствует Наполеон II», где даже произошла небольшая стычка. Тринадцатого необыкновенно взбудораженное Учредительное собрание собралось на экстренное заседание. Речь шла о том, следует ли признать действительным выбор неудобного принца в депутаты. Ламартин и Ледрю-Роллен самым яростным образом выступали против этого. Зато Жюль Фавр «от имени народа, проголосовавшего за Луи-Наполеона», высказался положительно. Вслед за ним Луи, Блан заявил с пафосом:

— Дайте племяннику императора приблизиться к солнцу нашей Республики, и я уверен, что он исчезнет в его палящих лучах.

Кончилось тем, что депутаты проголосовали за принятие вновь избранного в свои ряды.

Узнав об этих подробностях, Луи-Наполеон, по совету мисс Говард, решил перехитрить всех и использовать самое эффективное в политике оружие — лицемерие. Он обратился к Учредительному собранию с письмом, в котором со смирением заявлял, что коль скоро его избрание служит поводом для достойных сожаления неприятностей, он предпочел бы «ради поддержки мудрой Республики» подать в отставку. Прибавив, однако, при этом, что, если народ возложит на него определенные обязанности, он готов будет их выполнить…

Этот ловкий маневр еще больше увеличил его популярность, потому что простой народ сразу понял, что принц попросил об отставке под нажимом правительства…

Прошло два месяца, и за это время Персиньи с друзьями в полной мере использовал недовольство французов (закрытие Национальных мастерских спровоцировало в июне кровавые столкновения), организовав клубы бонапартистов.

Для финансирования возрождения бонапартистского движения нужны были дополнительные средства. Мисс Говард, испытывавшая все больший прилив чувств к своему великому спутнику, продала свои конюшни, свое серебро и те немногие драгоценности, которые у нее еще оставались.

Все эти жертвы были далеко не бесполезны: 17 сентября, во время вторых дополнительных выборов принц был избран уже в пяти департаментах, в частности в департаменте Сены, где он получил более ста тысяч голосов. Это уже было началом плебисцита…

На сей раз Луи-Наполеон принял свой мандат, выразил желание стать депутатом от департамента Ионна, сел на корабль и отплыл во Францию. В Париже он поселился на Вандомской площади в Рейнском отеле. Уже на следующий день вслед за ним прибыла мисс Говард, которая остановилась в отеле Мюрис на улице Риволи…

26 сентября сын королевы Гортензии впервые появился в Учредительном собрании, а 11 октября закон о высылке, направленный против семейства Бонапарт, был отменен.

Мисс Говард могла гордиться. Это ведь благодаря ей ее любовник, на глазах у изумленных февральских политиков, совершил маленький государственный переворот…

Первое появление принца-депутата на трибуне Палаты было не особенно блестящим. Лишенный дара импровизации, он вынужден был зачитывать свои выступления и делал это с сильным немецким акцентом, искажая слова, отчего сразу же был расценен членами Учредительного собрания как личность малозначительная.

Г-н Тьер, выпятив грудь, воскликнул:

— Ха, а он не особенно силен, этот принц Бонапарт. Этого кретина нетрудно будет вести за собой…

А Ледрю-Роллен добавил своим важным и поучающим голосом:

— Да, господа, он глуповат. Впрочем, он уже пошел на дно, ..

После чего, довольный найденной окончательной формулой, прошелся немного по коридору, чтобы осчастливить восхищенных депутатов зрелищем своей прекрасной головы.