Камсар Григорьян - Туманян

Сравнивая язык Туманяна с языком Пушкина и придавая этому огромное значение, Терьян хотел подчеркнуть особо важную роль Туманяна в развитии армянского литературного языка. Характер языка Туманяна, его богатство и культура были обусловлены теми большими сдвигами, которые произошли в армянской литературе в конце XIX — начале XX вв. Именно в этот период значительно обогащается словарный состав литературного языка, усиливается процесс растворения диалектов в едином общенациональном языке.

Туманян жил широкими общественными интересами. Не было ни одного животрепещущего, жизненно важного вопроса, мимо которого он прошел бы равнодушно. Вопрос о будущем Армении, проблема мирного сосуществования и дружбы народов Кавказа, вопросы народного просвещения, искусства и литературы, — все глубоко волновало Туманяна.

Не было ни одной важной отрасли культурной жизни, которая не привлекала бы внимание армянского поэта. Но особо нежные чувства он питал к музыке, которая, по собственному признанию Туманяна, была для него «самым драгоценным и святым даром» из всего того, что было ему доступно «в мире и жизни». Музыка в его понимании, среди других искусств, является той «волшебной силой, которая способна непосредственно и всецело овладеть всем существом человека и уносить его туда, куда она пожелает».

Туманян придавал музыке исключительно важное значение. Он отмечал ее огромную силу в нравственном воспитании человека. В конце декабря 1912 года инициаторы тифлисского армянского музыкального общества обратились к Туманяну с просьбой принять участие в работе организационного комитета. Болезнь помешала поэту присутствовать на первом заседании, и он ответил на приглашение письмом, в котором с воодушевлением говорил о «чудесном мире родных звуков». Туманян в этом же письме писал о том, что он любит «древнее слово», и кратко излагал содержание старинного сказания, темой которого была сила воздействия музыки на человека. Армянскому поэту близка и созвучна была мысль, выраженная в известных строках Шекспира:

Всё, что бесчувственно, сурово, бурно,Всегда, на миг хоть, музыка смягчает.Тот, у кого нет музыки в душе,Кого не тронут сладкие созвучья,Способен на грабеж, измену, хитрость;Темны, как ночь, души его движенья…

Туманян с женой. С фотогр. 1915 г.

Дом в Тифлисе, в котором жил Туманян.

С первых дней возникновения тифлисского музыкального общества Туманян стал одним из его деятельных членов. Об активном участии поэта в работе общества рассказывает в своих воспоминаниях Азат Манукян, которому принадлежит первая попытка создания армянской оперы для детей, по мотивам стихотворной сказки Туманяна «Конец зла». В числе руководителей музыкального общества был композитор Романос Меликян73, с которым поэт был хорошо знаком. Еще летом 1910 года, в Абастумане, Р. Меликян, поглощенный тогда составлением сборника армянских народных песен, часто навещал Туманяна. Теперь, на почве совместной работы в музыкальном обществе, они еще больше сблизились. На квартире Меликяна после деловых бесед они часто слушали музыку. На одном из вечеров впервые был исполнен известный романс Р. Меликяна на слова стихотворения Гёте «Роза», в прекрасном армянском переводе Туманяна.

Народные песни в духовном развитии Туманяна занимали весьма существенное место. Он был ими пленен с детства. С наслаждением он слушал не только армянские, но и русские, украинские, азербайджанские и грузинские песни. Особую симпатию Туманяна завоевали протяжные, печальные песни Востока. Он ощущал органическую связь между музыкой и поэзией. Он говорил о том, как древние мелодии раскрывают с еще большей силой «пленительную сладость» восточной поэзии.

Туманян был в числе организаторов литературно-музыкальных вечеров. С горечью он наблюдал иногда, что кое-кто из публики во время концерта прогуливался по залу, разговаривал, смеялся. Туманян искренне радовался, когда талантливые исполнители своей музыкой «заставляли даже самую недисциплинированную публику застыть на месте, молчать и слушать».

Осенью 1916 года в Тифлисе состоялся концерт А. А. Спендиарова74, на котором исполнялись его широко известные «Крымские эскизы» и симфоническая картина «Три пальмы». Дирижировал сам композитор. На вечере Туманян говорил о «широкой и многообразной духовной жизни армянского народа», о плодотворной деятельности выдающихся музыковедов Кара-Мурза и Екмаляна, инициаторов и организаторов музыкального общества. В заключение своей речи он горячо приветствовал возвращение Спендиарова на родину. «Знаменитый армянский композитор, — говорил Туманян, — завоевавший славу в европейском мире, вернулся в свою родную семью. Он познакомил нас со своими блестящими творческими планами, залогом осуществления которых служит его огромное дарование и высокое мастерство».

В музыке Туманян видел «самое сильное выражение духовной жизни народа». Верный своим творческим принципам, и в этом случае он указывал на богатейший источник будущего развития армянской музыкальной культуры — народные песни. С радостью он отмечал тот факт, что армянские композиторы в своем творчестве все больше и больше обращаются к народной мелодии. Сам Туманян горячо любил песни и часто Слушал их в исполнении искусных музыкантов. Композитор А. Манукян вспоминает, как втроем — Туманян, Спендиаров и Меликян, в одном из кафе на Авлабаре назначали время для слушания песен ашуга Гокора из Шулаверы.

В 1915 году Спендиаров вместе с Туманяном обсуждал вопрос о создании нового оперного спектакля. Выбор пал на поэму «Взятие крепости Тмук», и в 1918 году армянский композитор, положив в основу сюжет этой поэмы, начал писать оперу «Алмаст». Преждевременная смерть Спендиарова прервала работу. Он не успел написать музыку к четвертому акту. Пробел этот был заполнен впоследствии Максимилианом Штейнбергом, учеником Н. А. Римского-Корсакова.

«Алмаст» и «Ануш» и ныне не сходят со сцены Армянской государственной оперы в Ереване.

Многообразной и плодотворной была в эти годы общественная деятельность Туманяна. Это был период, когда поэт много сил и времени отдавал делу воспитания литературной молодежи. Он был другом и учителем начинающих писателей. Строгий и взыскательный к своему творчеству, он ненавидел эпигонов, бесцветных жалких людей, которые суетились около литературы. Еще в ранней рецензии 1892 года поэт писал о сборнике стихотворений ныне давно забытого П. Мочорянца: «Не достоинство заставляет говорить по поводу этой книги, а то обстоятельство, что молчание обманет автора, и он, вообразив себя поэтом, совершит напрасное и даже вредное для литературы дело».