Нина Соротокина - Бенвенуто Челлини

При этом целибат (безбрачие) официально сохранялся. Папа Бонифаций VIII высказал суждение, что правило соблюдать целибат распространяется только на представителей трех высших рангов духовенства. Видимо, высокое духовенство решило, что сожительство вне брака не является грехом. Внебрачное сожительство (конкубинат) стало обычным делом. Италию звали «страной бастардов».

Но как относиться к внебрачным детям? Пьер Антонетти в своей книге «Флоренция во времена Данте» пишет: «Если флорентийское рабство возмущает нашу нравственность, то положение незаконнорожденных детей делает честь Флоренции времен Данте». И тут же ссылается на Дж. Пинто (G. Pinto): «Италия среди стран Европы, Тоскана среди итальянских регионов и Флоренция среди городов Тосканы имеет ту заслугу, что первой отказалась от предрассудка, согласно которому умаляется достоинство детей, родившихся от связи, не узаконенной надлежащим образом». Приходится согласиться, дети и вовсе безвинны и не должны отвечать за разврат родителей. Законное признание делало незаконных детей равными в правах с детьми, рожденными в браке П. Антонетти: «Это признание могло совершаться при рождении ребенка, при его вступлении в брак, по завещанию. Являясь исключительной привилегией пфальцграфа (императорского наместника), процедура признания стала настоящим коммерческим предприятием. Знатные фамилии по этому поводу обращались к папе римскому или императору и всегда получали положительный ответ, если речь шла о мальчике, но не всегда, если просили о девочке».

Но мир полон противоречий. Отношение к браку было очень строгим. Требовалось соблюсти три основных правила: девственность невесты, супружеская верность жены (не мужа) и невозможность развода. П. Антонетти: «В те времена, в отличие от наших дней, девушки не вызывали интереса мужчин. Сочинения куртуазных стихов воспевают только замужних женщин. Все они, подобно Данте и Беатриче, Петрарке и Лауре, Боккаччо и Фьяметте, пылают любовью к респектабельным замужним дамам, возможно, матерям семейства. Девственность — это табу, нарушение запрета чревато большим риском, девушка не может удовлетворить любовного пыла кавалера». Таков обычай, но обычай на то и придуман, чтобы его нарушать.

А. К. Лосев: «В Милане герцог Галеаццо Сфорца услаждает себя за столом сценами содомии». На словах церковь была категорически против содомии. По средневековым законам этот смертный грех карался конфискацией имущества, сожжением на костре участников и дома, где происходило действо, но со временем гомосексуализм стал столь популярен, что в Германии содомитов называли «флорентийцами». С содомией боролись, но бывали времена, когда проституцию начинали поощрять, потому что уж слишком расцветал «гнусный грех». Проституткам запрещали надевать мужскую одежду, чтобы они таким видом не старались прельщать мужчин.

Я могу еще рассказать, как герцог Козимо пытался изнасиловать собственную дочь, как брат брату из ревности выколол глаза… или рубил руки… или… Все, не хочу больше писать про ИХ пороки. Если начать подробно, внимательно, глядя как бы со стороны, писать о нравственности моего отечества в XX веке, а потом о последнем десятилетии этого века и, наконец, о начале XXI, то неприглядная, прямо скажем, страшная получится картина. А мы ведь тоже переживаем ренессанс, только технический и научный, высокого искусства у нас нет. Художник Кулик — наш Микеланджело. Так что же нам их, великих, судить?

В замке Святого Ангела

Ну не насмешка ли судьбы? Арестованного Бенвенуто препроводили туда, где десять лет назад он так отчаянно и бесстрашно защищал этот город. Прежде чем продолжить повествование, несколько слов от Пьеро Луиджи.

Папа Павел III очень любил своего побочного и признанного сына Пьеро Луиджи Фарнезе (1503–1547), вначале он сделал его графом в Кастро, а в 1545 году Пьеро Луиджи стал герцогом Пармы и Пьяченци. Характер у новоиспеченного герцога смолоду был вздорный, жестокий, капризный и самовластный. В Парме он правил круто и потому недолго. У Пьеро Луиджи было два сына — Алессандро и Оттавио. Есть великолепный групповой портрет кисти Тициана, он находится в Неаполе в музее Каподимонте. На нем изображен согбенный старик — Павел III — и два его внука — Алессандро и Оттавио. Эти внуки и порешили своего отца. В 1547 году в Парме был организован заговор, Пьеро Луиджи был убит, а герцогский престол занял его сын Оттавио. Он правил Пармой долго и успешно, в чем ему помогала жена — внебрачная дочь Карла V Маргарита (и вдова флорентийского герцога Алессандро).

О нравственности Пьеро Луиджи говорит история, помещенная в сборник анекдотов того времени. Анекдотом в XVI веке называли не смешную короткую придумку, а реальный, достойный внимания случай. Сама я обнаружила эту историю в ссылках у Стендаля. Не будь Стендаля, может быть, я и не решилась бы ее приводить из-за излишней пряности и откровенности.

«Мессир Козимо Гери Пастойя был епископом Фано в возрасте двадцати четырех лет, но он обладал такими познаниями в литературе греческой, латинской и итальянской и такой святостью нравов, что это было почти невероятно. Этот юноша предавался заботам о своей епархии, где, полный усердия и благочестия, ежедневно совершал много добрых дел; в это время Пьеро Луиджи Фарнезе, опьяненный своим могуществом и уверенный в том, что благодаря мягкости отца не только не будет наказан, но даже не получит выговора, проезжал по церковной области, оскверняя всех понравившихся ему из встречных юношей, с их согласия или насильно. Он выехал из города Анконы и направился в Фано. Городом этим управлял один монах, изгнанный из Мирандолы, который жив еще до сих пор; его называли голодным епископом по причине бедности и нищеты его скаредной жизни. Узнав о прибытии Пьеро Луиджи и желая встретить его, он просил епископа отправиться с ним, чтобы оказать честь сыну первосвященника; епископ сделал это, хотя и неохотно.

Первое, о чем спросил епископа Пьеро Луиджи епископа, при этом все, по своему развратнейшему обыкновению, называя непристойными собственными именами, было, как он развлекается и получает удовольствие с красивыми дамами Фано. Епископ, бывший человеком столь же ловким, сколь добрым, ответил скромно, хотя и с некоторым негодованием, что не таковы его обязанности, и прибавил, чтобы отвлечь его от этой темы:

— Ваше превосходительство оказало бы благодеяние этому городу, разделенному на партии, если бы объединило и умиротворило его своей мудростью и властью.

Пьеро Луиджи, отдав распоряжение сделать на следующий день то, что задумал, приказал сперва позвать губернатора, а после епископа. Губернатор вышел из комнаты тотчас после того, как епископ вошел, и Пьеро Луиджи хотел совершать постыдные действия, какие совершают с женщинами, а так как епископ, хоть и был весьма слабого сложения, упорно защищался — не от Пьеро Луиджи, который, больной французской болезнью, едва держался на ногах, но от других его сообщников, крепко его державших, — то они связали его, как он был, в стихаре, за руки, за ноги и поперек тела, а пока Пьеро Луиджи с помощью двух человек с той и другой стороны насильно срывал с него стихарь и другие одежды и насильно удовлетворял свою бешеную страсть, синьор Джулио ди Пье ди Дукко и граф ди Питильяно, которые, может быть, живы до сих пор, не только держали у его горла обнаженные кинжалы, постоянно угрожая убить его, если он пошелохнется, но также били его то лезвиями, то рукоятками, так что остались следы. Епископ, с которым поступили столь гнусным образом, так взывал к Богу и ко всем святым, что даже те, кто принимал в этом участие, говорили впоследствии, что удивлялись, как не провалился не только дворец, но и весь город Фано. Епископ умер от насилия, причиненного его слабому телу, а больше от негодования и несравненной скорби.