Юрий Соловьев - Воспоминания дипломата

   Вообще Бухарест того времени вел весьма светский образ жизни: приемы сменялись приемами, и нам с женой случалось целыми неделями бывать на вечерах или же принимать гостей у себя.

   Зато днем я вынужден был усиленно работать в канцелярии миссии, так как дел там было очень много. Помимо дипломатической работы, на двух секретарей миссии ложилась и работа консульская: особого консульства у нас тогда в Бухаресте не было, а штат миссии был весьма невелик. Кроме двух секретарей, не считая военного агента, в миссии был лишь один атташе и два канцелярских чиновника. Что касается двух наших курьеров, то они были очень своеобразны. Это были русские скопцы, не имевшие права проживать в России, но выказывавшие ей за рубежом необычайную преданность и верность. Особенностью членов этой секты была скупость. На бабьих лицах скопцов при всяких денежных расчетах выражалась ненормальная алчность. Это, однако, не мешало им быть очень честными. Скопческая колония, составленная по преимуществу из состоятельных лиц, пользовалась в Румынии известной автономией, и представитель ее, украшенный румынским орденом, приносил обыкновенно поздравления королю в торжественных случаях. В эту колонию входили также и лучшие извозчики Бухареста. Их элегантные коляски, запряженные орловскими рысаками, которые выписывались скопцами из России, стояли рядами на главной улице Бухареста Калле Виктория. Для всякого румынского франта было большим удовольствием проехаться в такой коляске по Киселевским аллеям.

   Кроме скопцов, в Добрудже проживало немало русских сектантов других толков, которые сохраняли свой язык и обычаи. Свои ряды скопцы пополняли путем первобытных операций - они производились профессиональными коновалами. Последние, конечно, преследовались за это румынскими властями. В таких случаях, как это ни странно, скопцы обращались к защите русской миссии, хотя скопчество преследовалось и в России.

   Помимо дел дипломатических и консульских, по приезде в Бухарест мой предшественник С.А. Лермонтов передал мне целый ряд сложных финансовых дел, управление домом миссии с рядом сдаваемых, выходящих на улицу лавок, а также дела строившейся тогда русской церкви.

   Финансовые дела заключались в том, что в распоряжении миссии находилось приблизительно на миллион рублей разных капиталов, пожертвованных частными лицами на то или другое благотворительное дело. Когда я впервые вошел в канцелярию, то был поражен тем, что двери кабинета первого секретаря были окованы железом, запирались большим железным болтом и громадным замком. Дело в том, что все капиталы держались в особом сейфе в том же кабинете. Первому секретарю приходилось постоянно пересчитывать деньги, по возможности не смешивая отдельных капиталов. К тому же, как оказалось, двое из моих предшественников должны были покинуть службу в связи с обвинением их в растрате*. На мои расспросы, почему существует такой порядок и деньги не сданы попросту в банк, мне объяснили, что на часть этих капиталов заявляет претензии румынское правительство и что один из капиталов, а именно митрополита Нифонта, был когда-то секвестрован румынскими властями в одном из бухарестских банков. Я немедленно решил покончить с этими порядками, и мне удалось убедить посланника сдать все деньги в банк, переименовав все капиталы миссии рядом литер. Таким образом, с одной стороны, с первого секретаря снималась ответственность за финансовое управление этими капиталами, а с другой - румыны не имели никакого основания налагать руку на тот или другой анонимный капитал. Я был очень доволен проведением этой меры, но впоследствии, к моему большому удивлению, узнал, что мой преемник после моего отъезда вернул все дело в прежнее положение. С одним из капиталов, однако, дело было сложнее. Дело в том, что этот капитал, именно Кефалова, был израсходован с одобрения Петербурга на ремонт дома миссии, пострадавшего от пожара. Это произошло лет за десять до моего приезда. По первоначальному расчету, капитал должен был быть восстановлен путем сдачи в наем восьми лавок, устроенных по фасаду дома. В мое время, однако, капитал еще далеко не был восстановлен, хотя мы и покупали постоянно новые процентные бумаги. В связи с управлением этим капиталом в мою обязанность входила сдача лавок в наем. Немало хлопот доставила мне и постройка русской церкви. Ее производил довольно бестолковый немецкий архитектор по плану одного из петербургских академиков. Этот архитектор обращался ко мне за всякой мелочью и отнимал у меня немало времени.

   ______________________

   * Понятно, что первое время наши скопцы смотрели и на меня с некоторым подозрением. Репутация первых секретарей у них стояла, очевидно, невысоко.

   ______________________

   Что касается консульских дел, то они велись преимущественно вторым секретарем, но последний в случае затруднения при выдаче той или другой визы все же обращался ко мне. В 1906 - 1907 гг. почти каждый день к нам в миссию приходило по нескольку потемкинцев. Как известно, восставший броненосец ушел в Констанцу, где был разоружен румынами и затем передан царскому правительству. Экипаж его в составе почти семисот человек остался в Румынии. Потемкинцы работали на полевых работах, но многие из них потеряли работу, в особенности после крестьянских волнений, и стремились вернуться на родину. Не помню уже, сколько раз мне пришлось говорить с ними, предупреждая, что в случае возвращения в Россию им придется идти под суд. Большинство из них неизменно отвечали, что они готовы на все, лишь бы вернуться домой. В связи с тем что Румыния имела общую границу с Россией, работа миссии крайне увеличивалась. Случались подчас и настоящие курьезы. Как-то раз ко мне явился в русской полицейской форме становой пристав из Бессарабии, прибывший в Бухарест по приказанию исправника в погоне за одним убийцей, скрывшимся на румынской территории. Он очень настаивал на передаче ему преступника и был крайне удивлен, когда я ему сообщил, что выдача его русским властям может произойти лишь после дипломатических переговоров. Становой был так взволнован, убедившись в невозможности выполнить приказание своего начальника, что для его успокоения я вынужден был подтвердить это на первой странице привезенного им "дела". Немало обращалось к нам русских подданных и за пособиями. При выдаче этих пособий иногда, случалось и ошибаться; так, например, помнится, я выдал пособие одному молодому человеку, одетому в форму Елизаветградского кавалерийского училища. Впоследствии оказалось, что это болгарский авантюрист, ничего общего с надетой на него формой не имеющий. С посланником в общем мы жили в мире, и он понемногу стал мне предоставлять во многих делах полную самостоятельность. Я, впрочем, узнал, что мои министерские "друзья" постарались и тут восстановить моего нового начальника против меня, расписав по-своему мой черногорский инцидент и мой "невозможный характер".