Василий Гладков - Десант на Эльтиген

После такого налета- казалось всё должно бы перемешаться в поселке, но благодаря хорошо оборудованной обороне потери были сравнительно небольшими. Телефонная связь с некоторыми частями нарушилась. Начальник связи майор Подлазов разослал связистов исправлять линии. Челов и Нестеров по радио запрашивали, не разбит ли КП.

- Мы наблюдали: в районе вашего КП ложилось большое количество бомб.

Подлазов отвечал:

- А мы думали, что от вас и мокрого места не осталось.

Бушин крикнул:

- Вы там дурака не валяйте, скорее исправляйте связь!

Подлазов ответил:

- С медсанбатом есть связь. Чернов передал - взрывной волной контужен Трофимов. Ему придется отлеживаться.

- Передайте Трофимову, комдив не разрешает хирургу болеть!

В этот раз Бушин тоже острил, видимо от радости, что не было прямого попадания в командный пункт.

В 20 часов Чернов принес сведений о раненых, поступивших в медсанбат. Он мне рассказал, что из учебной роты принесли лейтенанта Никольского. У него тяжелое ранение в живот, операцию производить нельзя. Жить ему осталось минуты. Около него дежурила сестра Дуся Нечипуренко. Никольский попросил записать домашний адрес. "Напишите, Дуся моей жене, что я погиб на "Огненной земле". Пусть она бережет сыночка Петю. Мне осталось недолго жить... И спойте мне "Темную ночь". Сестра держала лейтенанта за руку и тихо пела. Она пела, пока рука его не стала совсем холодной. Дусе много раз приходилось видеть, как умирали раненые, но смерть Никольского ее потрясла. "Если бы можно было, говорила она Чернову, - я отдала бы лейтенанту свою жизнь, хотя он мне совершенно незнаком. Я не обладаю голосом, но откуда появилась сила - голос звучал особенно, как будто пел кто-то другой, а не я".

- А кто теперь ведущий хирург? - спросил я Чернова.

- Любиев.

Я знал его. В. П. Любиев - молодой способный врач. В 1941 году окончил институт и сразу на фронт, в нашу дивизию. Он провел уже сотни операций.

2 декабря рация Блохина приняла обращение Военного совета армии к десанту. Начальник спецсвязи капитан Травкин принес мелко исписанные им листки. Я не могу не отметить неутомимого труженика лейтенанта Блохина. Он обладал исключительной выдержкой, Несколько раз его засыпало землей вместе с рацией. Он выбирался из завала, извлекал изуродованную аппаратуру и возился с ней, пока она снова не начинала работать.

Обращение было адресовано красноармейцам, краснофлотцам и командирам десантного отряда в Эльтигене. Оно было тревожным.

"Боевые товарищи!

Обстановка на вашем участке фронта сложилась тяжелая. Враг подтянул против вас еще до трех полков пехоты, до двадцати танков, имея намерение наступать с целью уничтожить вас и сбросить в море..."

Военный совет не скрывал угрозы, нависшей над десантом. Обещал помощь и требовал стойкости.

- Иван, позови полковника Копылова и начальника штаба!

Товарищи вошли. Мы вместе еще раз прочитали документ.

- Что же, товарищи, давайте обменяемся мнениями... Бушин посмотрел крайне усталыми глазами:

- Что ж, надо держаться. Но надолго ли нас хватит? Ведь придется полагаться только на свои силы.

- Я не кадровый военный,-сказал Михаил Васильевич Копылов. - Иногда мне трудно разобраться в этой сложной обстановке. Все мы с вами верим в стойкость и светлый разум наших солдат и офицеров. Но речь сейчас не о моральной стороне дела. В этом смысле Эльтиген - нерушимая стена, наши ребята живыми его не отдадут. А вот когда я думаю о материально-техническом обеспечении обороны плацдарма, то не вижу выхода. Мы не удержим его, если не будет помощи. Василий Федорович, скажи, сколько мы сможем продержаться, если немцы серьезно на нас нажмут?

- Те несколько дней, которые; как я понимаю, требует от нас командующий.

- В чем военная идея обращения?

- В том, что наш десант должен еще раз отвлечь на себя значительные силы противника. Сейчас враг сосредоточивает против Эльтигена две дивизии из семи, имеющихся на Керченском полуострове, - вновь укомплектованную девяносто восьмую пехотную и шестую кавдивизию румын. Плюс сводный немецкий полк, артиллерийские части и танки. Немцы вынуждены ослаблять свою оборону под Керчью. Военный совет армии учитывает это и готовит удар.

- Хорошо, так и будем говорить с людьми. Пойду соберу замполитов полков, сказал Копылов.

- Да, не будем терять времени. Бушин спросил:

-- А если армии не удастся прорвать оборону под Керчью?..

- Не удастся, тогда будем искать другой выход.

Мы немедленно развернули во всех подразделениях работу, разъясняя обращение Военного совета армии. Я, мой штаб и командиры частей сознавали, что нужно приложить сверхчеловеческие усилия, чтобы отразить новое наступление противника на Эльтиген.

Десантники улучшали позиции. Устанавливали огневые точки в таких местах, откуда можно было вести косоприцельный и фланговый огонь. Тщательно маскировались. Ставили новые минные заграждения, благо летчицы сбросили на плацдарм 30 ноября шесть мешков мин. Совершенствовали ходы сообщения.

Мы с Ивакиным и инженером еще раз проверили оборудование цементированных подвалов в качестве дотов на случай, если придется вести бой внутри самого поселка. Поправившиеся солдаты и офицеры из числа легко раненных возвращались в строй. Для тяжелораненых саперы рыли в скалистых обрывах запасные ниши, где бы они могли быть укрыты от бомбежек. Словом, все было мобилизовано, чтобы удержать "Огненную землю".

Третьего декабря командарму была послана радиограмма такого содержания:

"Изучение противника и его сосредоточения дает право сделать вывод, что противник завтра, видимо, перейдет в наступление с целью уничтожить наш десант. Прошу оказать нам помощь огнем артиллерии, авиацией, а также не допустить атак с моря".

И. Е. Петров не замедлил с ответом:

"Товарищ Гладков, я тоже это предвижу. Рекомендую вам собрать военный совет, где решить, куда вам пробиваться. Помочь вам живой силой не могу. Артиллерия и авиация будут действовать по вашему указанию. Рекомендую маршрут через Камыш-Бурун - Горком на мыс Ак-Бурун".

Когда капитан Травкин передал мне эту депешу, я предупредил его: никому не показывать. Я не мог показать ее даже ближайшим своим помощникам. Во всяком случае, в тот день не мог, чтобы отрицательно не подействовать на настроение офицеров и, следовательно, на предстоящий бой.

Мне хотелось побыть одному. Предупредил Ивана, чтобы ко мне никого не пускал. Долго сидел и думал: что же могло измениться? Неужели недостаточно наших сил для прорыва обороны под Керчью? Если армия не прорвет фронт, мы обречены. Видимо, противник подбросил новые силы на Керченский полуостров. Против нашего плацдарма сосредоточивается до двух дивизий. Пленные показывают: есть приказ Гитлера уничтожить нас. Командование советует подумать о выходе, но как выйти и куда? Как быть с ранеными? Оставить своих боевых товарищей на растерзание врагу - страшно даже представить себе такое. А что же другое придумаешь?