Валерий Попов - Зощенко

Книга получает много отзывов. Вот один из них:

«Фельдшеров, член ВКП(б).

Нужно сказать, что, несмотря на огромную ценность книги “Возвращенная молодость”, критика до сих пор не отозвалась на нее как следует… ибо книга очень полезная и как раз актуальна на сегодняшний день… Это хорошая книга, она лечит людей от хандры, надо сказать спасибо М. Зощенко».

Появляется серьезная статья одного из самых преданных Зощенко критиков, Цезаря Вольпе «О “Возвращенной молодости” Мих. Зощенко» (Звезда. 1934. № 8). Вот отрывок из этой статьи:

«…Тот читатель, который привык читать Зощенко как комического писателя, открыв “Возвращенную молодость” и прочтя несколько первых глав и комментариев, вдруг ощущает, что он, пожалуй, смеялся в кредит напрасно. Серьезный и искренний голос автора с первых же страниц овладевает читательским вниманием. И читатель со вниманием всматривается, вглядывается в новое, незнакомое лицо известного ему писателя. <…> Автор “Возвращенной молодости” — человек очень грустный и больной. Который очень устал жить, которому тяжело прежде всего от самого себя. Автор цитирует Сенеку:

“О, Люцилий, чему ты дивишься, что путешествия тебе не помогли. Ведь ты повсюду за собой возил себя самого”.

В “Возвращенной молодости” Зощенко показывает нам “автора” человеком, который тяготится своей постоянной меланхолией и который много думает о том, как вернуть вкус к жизни… “В течение многих лет в меня стреляли из ружей, пулеметов и пушек. Меня травили газами. Кормили овсом. И я забыл то время, когда я лежал на траве, беспечно наблюдая за полетом птичек…” “Возвращенная молодость” открывает читателю автора так глубоко, как ни одно из его произведений. За комическим автором стоит подлинный автор.

“Эту книгу, — пишет Зощенко, — я написал в назидание себе и людям… Мне попросту захотелось быть полезным в той борьбе, которую ведет наша страна за социализм. Я всегда удивлялся крайнему непониманию людей и крайнему незнанию самых элементарных правил руководства своим телом”».

Вообще физическому развитию, физкультуре, здоровью уделяли тогда в СССР много внимания. Первые фотографии моих родителей — пока еще не знакомых друг с другом: оба веселые, спортивные, в майках и трусах, сияющие, после каких-то соревнований. Помню, еще и в моей молодости нужно было сдавать спортивные зачеты и обязательно зарабатывать спортивные значки — сначала БГТО («Будь готов к труду и обороне»), а потом обязательно — ГТО («Готов к труду и обороне»). Как написано в бодром стихотворении Сергея Михалкова той поры: «Знак ГТО на груди у него. Больше не знаем о нем ничего…» Но действительно ли книга Зощенко посвящена здоровью, «возвращенной молодости»? Вряд ли вообще большой писатель когда-либо что-то напишет «на заданную тему». Все научные мысли содержатся в основном в отступлениях и комментариях — а сама повесть похожа скорее на его «Сентиментальные повести». Хотя книга Зощенко вроде бы совсем новая — по интонации она все равно зощенковская. Вот как изображен главный герой повести, профессор Волосатое (Зощенко придумывает ему фамилию явно не без издевки):

«Он был в душе горячим и пламенным революционером, пока не пришла революция. И он мечтал о равенстве и братстве, пока не наступило социальное переустройство».

И как же он «вернул молодость»?.. Как-то странно. Рецензент Ц. Вольпе от имени «иронического читателя» ставит диагноз: «Зощенко, — полагает этот иронический читатель, — не мог всерьез вступить на путь столь откровенной и элементарной дидактики. Комментарии — это издевательство над тем человеком, который бы мог так писать всерьез». Рецепт «Возвращенной молодости», изложенный фирменным зощенковским языком, вызывает сомнения и порой издевательский смех. Ц. Вольпе от лица того же «иронического читателя» насмешливо спрашивает: «Что же — я должен пуститься в марьяжное путешествие с некой Тулей, с которой, видимо, не совсем по силам вел жизнь молодого человека… а потом, получив от амурной эскапады удар, заняться беганием на коньках? Действительно, что называется, гора родила мышь!.. Писателю не удалось органически соединить научный материал с повестью». К такому выводу приходит Ц. Вольпе.

Пожалуй, тут получилось так: Зощенко прежний, насмешливый, боролся с Зощенко новым, просветительски-дидактическим, и Зощенко прежний победил.

Согласился бы с таким определением сам Зощенко? Да ни за что! Он считал, что его новая, дидактически-поучительная, позиция гораздо важнее прежнего «зубоскальства»… Такое порой случается с гениями. Нечто подобное случилось и с Гоголем. В его итоговом сборнике, составленном им самим, нравственно-дидактические вещи стоят в самом начале, оттесняя его замечательные шедевры, которые мы все обожаем. «Поучительством» закончил и Лев Толстой, и тоже считал это самым важным. Такая «творческая полоса» наступила и у Зощенко.

Ц. Вольпе заканчивает свою рецензию так: «…двойное видение темы в одном и том же произведении и выражает то неустойчивое равновесие, к которому пришла творческая система Зощенко на путях самоопределения… Эта противоречивость вещи и является показателем больших жанровых исканий, предопределяющих пути жанрового новаторства».

… А кто сказал, что писать легко?

ПЕРЕКОВКА

Ясное дело — писателями надо было руководить. И усилия, надо сказать, к этому прилагались немалые. В конце августа 1933 года Зощенко с группой писателей приглашают проехаться на пароходе по Беломорско-Балтийскому каналу, только что в ударные сроки построенному заключенными. Видимо, Зощенко соглашался на это с непростыми чувствами. Возможно, он связывал с этой поездкой какие-то надежды… Новые сюжеты? Более теплое отношение властей к нему? Раз приглашают, причем вместе с самыми лучшими писателями, значит, все-таки ценят и уважают? В самом деле, собрали весь цвет новой, советской, литературы — А. Толстой, В. Катаев, Вс. Иванов, Вера Инбер, В. Шкловский, Бруно Ясенский и много других, и никто не смог отказаться. Во главе экспедиции были два литературных начальника: руководитель Российской ассоциации пролетарских писателей Леопольд Авербах и — Максим Горький.

Обставлено все было солидно. По свидетельствам очевидцев, всех собрали в Ленинграде, в роскошной гостинице «Европейская». И три дня, пока собрались все, отменно кормили и поили. Кого-то, может быть, даже и в бессознательном состоянии погрузили на пароход, и он, очнувшись, поразился: «…Да! Суровые берега!» Плыли по Неве, по Ладожскому озеру, по Свири, потом по Онежскому и вошли в Беломорско- Балтийский канал.