В изгнании - Феликс Феликсович Юсупов
Глава XVII. 1940–1944 годы
Святая Тереза из Лизье и шофер такси. – Новости о семье Ирины. – Мы становимся дедом и бабкой. – Фатима. – Феерическая квартира на авеню Фош. – Рудольф Хольцапфель-Вард. – Завтраки у миссис Кори. – Переезд на улицу Пьер Герен. – Освобождение Парижа. – Приезд шурина Дмитрия
Мы жили на улице Лафонтен по соседству с сиротским приютом и храмом, посвященным святой Терезе из Лизье. Однажды мне приснился сон, в котором я увидел идущую ко мне молодую монахиню с розами в руках, через сад, полный цветов. После этого я проникся особым благоговением к святой Терезе и молился ей. Мне даже случалось рассказывать о ней другим. Я вспоминаю шофера такси, моего соотечественника, который, пока меня вез, рассказал о своих несчастьях. Его история не сильно отличалась от многих других: старики-родители остались в России, от них нет никаких известий, жена болеет, дети заброшены, неудачи преследуют… В итоге – нищета и навязчивая мысль о самоубийстве. Эти вызывающие жалость истории, столько раз слышанные, были похожи между собой и различались лишь темпераментом рассказчика. Жалобы таксиста на несправедливость судьбы граничили с возмущением, и я видел, что оно росло по мере того, как он излагал свои неудачи. Он закончил свою исповедь ужасными богохульствами и заключил, что в мире, преданном царству Сатаны, Бога нет. Не имея возможности предложить ему утешение и чувствуя, что мои увещевания будут лишь раздражать его, я велел ему отвезти меня к сиротскому приюту на улице Лафонтен. Было непросто заставить этого одержимого зайти со мной в церковь, но при виде страдальцев мое терпение, как правило, не знает границ. Я заставил его сесть на скамью и, уговорив помолиться святой Терезе, оставил его одного. Уходя, я увидел, что он преклонил колени. Помолившись, он вернулся ко мне, и мы вышли из церкви, не проронив ни слова.
Я почти забыл эту историю, но примерно год спустя на Елисейских полях у тротуара остановилось такси. Из него выскочил шофер и с сияющим лицом направился ко мне. Я едва его узнал, так он изменился с нашей первой встречи. Он и его семья обрели благополучие, сообщил он мне. Теперь он никогда не упускал возможности, если ему случалось заезжать в квартал Отей, зайти в храм и поблагодарить святую Терезу, покровительству которой он был обязан такими счастливыми переменами в своей жизни.
* * *
Когда в результате перемирия, заключенного в Компьенском лесу между Францией и Германией в 1940 году, прервались связи с Англией, мы долго не имели известий о семье Ирины. Ужасные бомбардировки Лондона усиливали наше беспокойство. Первые известия дошли до нас лишь в ноябре. Мы узнали, что великая княгиня и ее дети здоровы и невредимы. Шурин Андрей потерял жену, умершую после долгой болезни, а теща уехала из Хэмптон-Корта в Шотландию, где устроилась в одном из флигелей замка Балморал. Мы узнали также о смерти Буля, ставшего жертвой бомбежки. Письма все-таки доходили до нас, но с перерывами и чаще всего с большим опозданием. Последнее, что мы узнали, это то, что Федор, заболевший туберкулезом, лечится в шотландском санатории.
Новости из Италии были более утешительными. Мы без проблем переписывались с живущей в Риме дочерью и ее мужем, а также с шурином Никитой и его семьей. Так мы узнали, что скоро станем дедом и бабкой!.. В марте 1942 года в Риме родилась маленькая Ксения, но прошло больше четырех лет, прежде чем мы смогли взглянуть на внучку.
* * *
В прошлом мне не раз случалось оказываться в неловком положении по вине людей, которые беззастенчиво узурпировали мое имя. Последнее злоключение этого рода, случившееся со мной, приняло совершенно комический оборот. Начало истории – а она тянулась годы и кончилась лишь во время войны – восходит к временам, когда мы еще жили в Булони. Назвавшись Феликсом Юсуповым, некий предприимчивый персонаж соблазнил венгерскую девицу по имени Фатима, жившую в Будапеште. Не удовольствовавшись простой узурпацией моего имени, он, оставляя ее, дал ей мой адрес. На меня обрушилась лавина писем – страстных, неистовых, отчаянных, где о наших безумных ночах Фатима писала в выражениях, свидетельствовавших о высокой оценке любовных возможностей ее партнера. Она с чувством вспоминала вечер, который «мы» провели в ночном кабачке Будапешта, где я танцевал на столе в черкесском наряде, кидая кинжалы над головами присутствующих. Я ответил на первое письмо этой неистовой влюбленной, разъяснив ей, что она принимает меня за другого. Безуспешно. Ее первые письма были написаны по-немецки, но вскоре она стала писать на французском – и каком французском! – сообщив, что она «учить эта изик, шоб периехат с маман» жить ко мне и выйти за меня замуж! Она ожидала лишь визу, которую запросила у венгерского консула в Париже. Фотография, которую она мне прислала, представляла особу весьма в теле, с завитыми волосами и не слишком юную на вид. Ее письма всегда содержали списки покупок, которые она считала необходимыми для нашего будущего общего жилища: «Купит пасуд, торелик, кострул, гаршки и эта модны штюки для стакан…»
Она хотела также улей, чтобы «слюшат жжжжюжжю пшолка». Наконец, следовало описание брачной комнаты. Она потребовала большую, шикарную кровать с очень толстым матрасом и кружевным испанским покрывалом. Испания также должна была поставить для нее шаль с бахромой и золотые серьги со сверкающими бриллиантами. В последних письмах говорилось о ее скором приезде и предписывался церемониал встречи: «Я вас просить шобы вы ждат нас с мажордом весь дни.»
Я не очень беспокоился об этом, но вдруг меня
