Жизнь как она есть - Мариз Конде
Мохаммед становился нежнее, Дени множил дерзости, и однажды я собралась с духом и упрекнула сына за ужасное поведение.
– Этот человек тебя недостоин! – гневно выдохнул Дени. – Он негодяй, бездельник!
– Как ты можешь утверждать подобное, ничего не зная о Мохаммеде? – мягким тоном спросила я.
Слова не помогли – сын не захотел продолжать разговор.
На третьем этаже моего дома жили четыре молодые англичанки и одна ярко-рыжая ирландка, они были сотрудницами ООН и преподавали в первых классах разных школ. Мы очень быстро подружились, что было очень важно для детей. Особенно для Сильви, в совершенстве освоившей английский язык (в отличие от Дени). Мы часто собирались и пили чай с традиционными сконами и кексами. Они обожали Африку, считали ее землей обездоленных детей, мечтали о них заботиться, угощали вкусностями, играли с ними, сочиняли считалочки:
«Ба, ба, черная овца,
У тебя есть шерсть?
Да, сэр. Да, сэр.
Три мешка по самый верх».
Ближе всего я сошлась с ирландкой Энн. Мы совершали долгие прогулки, и она рассказывала, как тоскует по своему другу Ричарду Филкоксу, работавшему в Каолаке, городе на западе Сенегала. В Сен-Луи мы часто ходили слушать народную музыку на открытом воздухе. Жаклин и Люсьен Лемуа, великие гаитянские артисты, друзья Роже Дорсенвиля, приехали, чтобы сыграть пьесу Бернара Дадье (автора из Берега Слоновой Кости) в концертном зале мэрии. Четвертого июля отдел культуры американского посольства показал фильм «Унесенные ветром», и я с удовольствием посмотрела эту картину еще раз. Девочки пришли в восторг от мелодраматической составляющей сюжета, Дени же возмутили «жалкие образы негров», усугубленные плохим дубляжем. Я радовалась ясности ума моего мальчика, его критическому настрою, одновременно предвидя проблемы, которые неизбежно возникнут у него в будущем. Жизнь дарила мне счастье – несовершенное, но счастье, все с грехом пополам устраивалось.
Я не похоронила мои писательские планы и часто отказывалась проводить ночь с Мохаммедом, предпочитая «общение» с пишущей машинкой, что вызывало у него искреннее недоумение. Я продолжала работать над рукописью будущего романа «Херемахонон». Природа текста изменилась помимо моей воли, он перестал быть простым рассказом о «пережитом». Я осмелела, откуда ни возьмись появились амбиции, и я стала убирать детали, которые могли бы связать моих героев с простыми и легко узнаваемыми человеческими образами. Мне захотелось придать выбору Вероники более широкое символическое звучание. Ибрагим Сори из «Негра с предками» и активист Салиу стали символами двух воюющих друг с другом Африк: диктаторской и патриотической. Иными словами, Африками Секу Туре и Амилкара Кабрала. Меня часто упрекали за фразу, которую я вложила в уста Вероники, любовницы Ибрагима Сори, потому что неверно ее истолковывали:
«Я ошиблась предками. Я искала спасения среди убийц».
Я выяснила, что вдова Ричарда Элен Райт, с которой я часто встречалась в Аккре у супругов Жену, была литературным агентом в Париже, и совершила невозможное – раздобыла ее адрес. Я хотела, чтобы она прочла рукопись, высказала свое мнение и, если оно окажется положительным, подыскала издателя.
Но мечты оставались мечтами: мне было так страшно, что я не сделала ровным счетом ни-че-го.
Мариама Ба как-то сказала, что никогда не опубликовала бы «Такое длинное письмо», если бы родители, работавшие в Nouvelles Editions africaines, не забрали у нее рукопись. Я совершенно уверена, что «Херемахонон» тоже не вышел бы в свет, не вмешайся в дело Станислас Адотеви. В издательстве Кристиана Буржуа «10/18» Станислас вел серию «Другие голоса» и влюбился в мой роман.
Именно тогда я получила официальное письмо в одном из тех коричневых крафтовых конвертов, которых привыкла опасаться, зная, что они не сулили ничего хорошего. После получения первого началась моя африканская карьера, второе послание «отправило» меня в Виннебу, третье – очень важное – пригласило вернуться в Гану, что привело к катастрофическим последствиям. Четвертое прислали из Французского сотрудничества, в нем сообщалось, что министерство в Париже одобрило мою кандидатуру для работы в лицее имени Гастона Берже в Каолаке, в районе Сине-Салум. Приступить к работе следовало пятого января. Первым позывом было отказаться: не хотелось расставаться с Мохаммедом и длить череду бесконечной смены места жительства. Я думала: «Нельзя, чтобы дети снова потеряли друзей и были вынуждены отказываться от своих привычек». В то же время я не могла не оценить, что мне предложили зарплату втрое выше той, которую я получала. Мохаммед и друзья-марокканцы приложили все усилия, чтобы отговорить меня, говорили, что Каолак – жуткая дыра, описывали, сколько там мух и как часто люди болеют всякими болезнями, а уж о том, что это самое жаркое место, знают все вокруг! Средняя температура днем и ночью составляет сорок пять градусов, а от фтористой воды у детей чернеют зубы.
Ирландка Энн сокрушалась из-за несправедливости жизни и все время повторяла: «Ну почему, почему в Каолак отправляют не меня?»
Кончилось тем, что Мохаммед одолжил у брата Мансура грузовик, погрузил в кузов вещи, посадил в кабину меня с детьми, и мы отправились в путь – нам предстояло проехать 456 километров. День едва занялся, городок еще спал, и на сердце у меня было тяжело. Первые зеленщики вывозили тележки на окутанный туманом мост Федерба.
Я не знала, что готовит мне будущее, но почему-то думала: «Это мое последнее африканское путешествие…»
Вскоре после полудня мы прибыли на место, и я пришла в ужас. Мухи были повсюду, они садились на губы и щеки, лезли в глаза и ноздри. Жара стояла немыслимая, одежда пропиталась потом и липла к коже. Служба размещения предоставила в мое распоряжение анфиладу темных душных комнат над дибитерией, заведением, где готовили и продавали мясо на гриле. Начальная школа, куда я записала девочек, располагалась в нескольких сборных домиках, и Сильви сразу заявила, что ноги ее там не будет. «Никогда!»
А потом нас приятно удивил жареный цыпленок с картошкой в «Отель де Пари». Сидевшие за соседним столиком француженки начали разговор с комплимента моим дочерям:
«Боже, какие хорошенькие! Ваши? – после чего пересели за наш столик, чтобы вместе выпить кофе. Обе были врачами и работали во Всемирной организации здравоохранения. – Увидите, здесь все не так уж и плохо! – успокаивали они меня. – Дакар близко, до гамбийской столицы – Батерста – рукой подать, это очень милый город и порт. Район солончаков тоже интересен, а к жаре привыкнете!»
Однако на моем крестном пути была последняя станция. Поужинав, мы ушли в номер, где Мохаммед лег на кровать, собираясь заняться со мной любовью, и сообщил небрежным тоном, что на
