Истории медсестры. Смелость заботиться - Кристи Уотсон
Декабрь продолжается. В этом месяце всегда случается пауза, прежде чем больница начинает переполняться, и для меня эта пауза – возможность поразмышлять о своих собственных действиях и опыте. Жизнь проходит с такой скоростью, что, может быть, именно в эти тихие минуты, когда все спокойно, наш внутренний мир получает шанс. Мы узнаем, кто мы на самом деле и из чего мы сделаны. Мы начинаем подвергать сомнению нашу человечность, нашу уязвимость и даже нашу мораль.
Как сотрудники на передовой, мы живем в условиях, где иногда нет правильных или, наоборот, неправильных решений. Мы всегда сомневаемся в своих действиях: сделали ли мы все возможное, верно ли поступили. Соблюдать принцип «Не навреди» не всегда возможно, несмотря на все наши усилия. Часто медицина и сестринское дело – это выбор меньшего из зол. Единственный способ справиться со всем этим – думать о сострадании. Задавать себе трудные вопросы. Рассматривать интересы пациента и его семьи как приоритет. Относиться к ним так, как будто они мои близкие. Я всегда считала, что уход за больными – это спасение жизней. Что пациенты хотят жить любой ценой. Что так хотят, по крайней мере, их семьи. Я ошибалась. Важнее всего, как для пациентов, так и для их семей, сострадание, достоинство, уважение и забота.
* * *
Генри – самый красивый ребенок, которого я когда-либо видела. Меня отправили ухаживать за ним в пятую палату на долгую смену – 12,5 часов. Таких смен у меня четыре подряд, так что, наверное, я проведу все это время рядом с ним, интенсивно знакомясь с его семьей. Генри восемнадцать месяцев, его госпитализировали с энцефалитом, вирус серьезно поразил его мозг. У ребенка шесть дней подряд случался припадок за припадком, каждый из них был длиннее предыдущего, с каждым было все труднее справиться. Последний так и не купировался никакими лекарствами. Крошечное тело малыша выгибается, кулаки сжимаются, а глаза закатываются так далеко, что я могу видеть только белки. Его голова ритмично дергается вправо каждую секунду. Ноги Генри вытягиваются, как у балерины.
– Где он?! – громко спрашивает его мама Ширли. – Где мой ребенок?! Этот не настоящий, это какая-то кукла из фильма ужасов.
Генри действительно выглядит одержимым. Зомби-хоррор версия ребенка. Искривленный, сражающийся с невидимым врагом. Мы должны ввести его в медикаментозную кому, дать успокоительное и парализовать до тех пор, пока не прекратятся подергивания, скручивания и тряска. Пока врачи обсуждают фармакологическую нейропротекцию и комплексные планы лечения, я держу Ширли за руку. Свободной рукой она гладит голову Генри.
– Хватит страданий, – шепчет она. – Пожалуйста, больше никаких страданий.
Неврологические заболевания – мой главный рабочий интерес, и в настоящее время я пишу протоколы ведения неотложных неврологических состояний, одержимая исследованиями наиболее эффективного лечения грыж. Все виды болезней носят сезонный характер и выходят из моды, как и сами отделения. Мы видим, как некоторые из них становятся региональными, затем централизованными, затем снова региональными, и менеджеры заново изобретают велосипед каждые несколько лет. Старшие медсестры все это уже видели. «Полный круг» – термин, который мы слишком хорошо знаем.
– Мы возвращаемся к тому, как это было 20 лет назад, и через 10 лет мы вернемся к этому снова, – говорит мне Трейси, одна из самых опытных медсестер отделения интенсивной терапии. – Какая чертова пустая трата времени и денег! Можно просто спросить медсестер.
Действительно, медицинских сестер слушают редко, и даже когда больницы строятся, им приходится бороться. Трейси рассказала мне о палате, блестящей и новой, со стеклянным фасадом, который пришлось переделывать, так как из-за него в комнате круглый год царил тропический климат, несмотря на кондиционирование воздуха.
– Любая медсестра сказала бы архитектору, что сильная жара и бактерии – несовместимое сочетание.
И Трейси убегает, торопливо съедая тост. Она всегда торопится, хотя сегодня довольно спокойно и тихо. Приближаются зимние холода – самое загруженное время года. Но перед бурей наступает затишье: есть время для размышлений и планирования. Даже если не осознаем этого, мы находимся в гармонии с природой. Подобно больницам, наши собственные тела могут успокоиться перед штормом. Перед самой смертью у людей часто наступает период просветления. Родственники отмечают, что их близкий вроде бы оживился и выглядит лучше. А медсестры знают, что это вероятный признак скорой смерти. Точно так же, как акушерки знают, что дети рождаются в полнолуние чаще, медсестры понимают, что в последние дни и часы люди часто кажутся наиболее умиротворенными.
Прошло несколько недель, а Генри все еще жив. У него полиорганная недостаточность и необратимое повреждение головного мозга.
– Врачи объяснили, что он никогда не проснется, – говорит мне Ширли. – Аппараты просто оттягивают его смерть.
Медицинская этика – уважение, благодеяние, непричинение вреда, справедливость – столь же важна для интенсивной терапии, как лекарства и технологии. Возможно, даже больше. С учетом желания семьи Генри, консультант и междисциплинарная команда решили, что его лечение будет прекращено. Ширли говорит мне о желании, чтобы Генри умер естественной смертью. Сегодня его отключат от аппарата ИВЛ и удалят дыхательную трубку. Ширли смотрит на аппараты.
– Единственное, что поддерживает его жизнь в данный момент – это дыхательный аппарат. Они остановили диализ и прекратили вводить лекарства для сердца, – она берет его руку, складывает его крошечные пальчики вокруг своих. – Я не хочу, чтобы он умер вот так. Не на аппарате. Я не позволю своему сыну больше страдать.
У нас нет возможности спасти жизнь Генри, но важно обеспечить ему безболезненную и достойную смерть, ведь воспоминания об этом моменте останутся у его семьи на всю жизнь. Каждая деталь имеет значение. Я убеждаюсь, что аварийная тележка не слишком близко, что бригада ни при каких обстоятельствах не включит аварийный сигнал. Последнее, что мне нужно, это комната, заполненная нетерпеливыми сотрудниками, которые не знают обстоятельств и будут пытаться реанимировать Генри. Я удостоверяюсь, что документация находится поблизости и все в порядке. Выбираю самое спокойное время, когда родители других детей ушли на обед. Мы не знаем, что произойдет. Генри может еще немного задержаться в этом мире, а может уйти сразу. Он уже находится на инфузии морфина для обезболивания. Ему будет комфортно, что бы ни случилось. Я готовлюсь как могу, но все еще не чувствую себя уверенной. Что-то внутри меня тянет, царапается. Во рту привкус пыли, тупая боль в затылке. Я чувствую себя
