Франкенштейн и его женщины. Пять англичанок в поисках счастья - Нина Дмитриевна Агишева
Со временем защитников у Гарриет Уэстбрук-Шелли заметно прибавилось. Писатель Марк Твен, например, написал эссе «В защиту Гарриет Шелли». Он не преследовал цель документально точно воспроизвести трагические события, предшествовавшие самоубийству Гарриет: ему хотелось сказать правду о той неприглядной роли, которую сыграл в судьбе своей жены знаменитый поэт-романтик. И это ему удалось. Свое эссе Твен заканчивает такими словами: «На жизни Шелли есть одно неизгладимое пятно, хотя в остальном она представляется прекрасной и благородной».
Клер Клэрмонт
Любовница
Если ложь может так походить на правду, кто может поверить в счастье? Я словно ступаю по краю пропасти, а огромная толпа напирает, хочет столкнуть меня вниз.
Мэри Шелли. Франкенштейн
1
Март во Флоренции. 1879 год
Она не спала и ждала, когда же наступит рассвет. Он не спешил, крался будто на цыпочках, и за окнами — нет, не светлело и тем более не голубело, как это бывает здесь летом, а из серого медленно становилось молочно-туманным, будто кто-то нехотя зажигал тусклую лампу белого матового стекла. И все-таки рассвет — это всегда жизнь, думала она. Не так страшно умереть, как ночью.
Клер Клэрмонт (под этим звучным именем почти всю жизнь прожила незаконнорожденная Клара Мэри Джейн Летбридж) исполнилось уже восемьдесят. Она давно обосновалась во Флоренции вместе со своей племянницей Паулиной, старой девой. Никто вокруг не догадывался, что почтенная синьора, занимающая флигель в палаццо на левом берегу реки Арно, долгое время входила в самый близкий круг Перси Биши Шелли («Шелли и две его жены-сестрички», — иронизировал друг поэта Томас Хогг), была любовницей Байрона и родила от него дочь. Так получилось, что ей, англичанке, пришлось много поездить по Европе. Полвека назад она даже работала гувернанткой в России и однажды стала свидетелем разговора об английских поэтах, в котором не было ни слова правды. Промолчала, конечно, — кто бы позволил гувернантке вмешиваться в господский разговор! — но не преминула написать об этом вдове Шелли — Мэри. На протяжении почти всей жизни она вела дневник и, кажется, сумела объяснить Паулине и ее брату Вильгельму, двум своим любимым племянникам, что эти пожелтевшие от времени тетради в разноцветных переплетах и есть самое главное сокровище, которое достанется им после ее смерти. Представляю, как все потом превратно будет истолковано, не раз говорила она себе. Я имела дело с гениями — а читать мои записи будут недалекие и малообразованные люди, которых интересуют лишь скандалы.
* * *
…Тем временем на улице уже зазвучали голоса — это громко переговаривались торговцы и мастеровые, хотя солнце так и не вышло: март во Флоренции — дождливый месяц, и мелкий, как из сита, дождик накрапывал и сейчас. Клер оделась — она очень гордилась тем, что до сих пор все делала сама, без посторонней помощи, — и, опираясь на зонтик, вышла на виа Святого Августина. Она любила свой район: рядом был не только рынок, но главное — старинная базилика Санто-Спирито (храм Святого Духа). Его прихожанкой Клер, давно принявшая католичество, числилась много лет. Храм вел свою родословную с XIII века, с аббатства Святого Августина, и давшего название улице. С тех давних пор его бесконечно расширяли, перестраивали и украшали, привлекая к работе самых знаменитых флорентийских архитекторов, скульпторов и художников — от Брунеллески до Микеланджело. У Клер там было два любимых места. Первое — клуатр Мертвых (Cloister of the dead). Второе — одна из часо[17]вен (всего их в храме тридцать восемь!), вовсе не самая знаменитая, но сохранившая свой облик со времени первого своего владельца Стольдо Фрескобальди. Увы, она тоже имела отношение к смерти: священник поведал Клер, что когда-то эта капелла предназначалась для захоронения женщин из семьи Фрескобальди. Теперь там висела всего лишь одна картина и находилась кафедра, построенная по заказу семьи еще в 1712 году, чтобы они могли присутствовать на церковных службах не выходя из дома, в то время примыкавшего к храму. Флоренция вообще часто представлялась Клер городом мертвых, тщательно оберегающих свои сокровища, но сама она чувствовала себя здесь вполне живой и сдаваться не собиралась.
Сегодня утренней мессы не было, поэтому она не торопясь прошла через пустую церковь во внутренний монастырский двор. Он всегда успокаивал ее и примирял с жизнью, здесь она была уверена, что правильно поступила, приняв католичество, хотя сначала импульсом для такого решения послужило лишь желание исполнять те же обряды, что были совершены при погребении ее и Байрона дочери Аллегры. Девочка умерла вдали от нее в монастыре Баньяковалло пяти лет от роду — отец так и не позволил матери повидать ее. Клуатр Мертвых был спланирован очень просто: замкнутое квадратное пространство, окруженное колоннами, образующими просторные галереи. В середине — несколько деревьев и горшков с цветами на идеально, как в Англии, подстриженном зеленом газоне. Там всегда было много птиц — и когда Клер глядела на них, слушала их веселый щебет, ей казалось, что это душа Аллегры переселилась в эти свободные, беззащитные и беззаботные создания и сейчас ей хорошо. Скоро, скоро мы будем вместе, ты так долго меня ждала, подожди еще совсем немного.
В самой церкви было темно, но дорогу к своей часовне Клер нашла бы и с закрытыми глазами. Там висело большое полотно Пьетро дель Донцелло «Благовещение» — дорогой для нее библейский сюжет. Сколько шедевров на эту тему перевидала она в Европе! Да вот совсем рядом, во флорентийском монастыре Сан-Марко, есть знаменитая фреска Фра Беато Анжелико. Возле нее всегда стоят посетители. Фреска совершенна, но там Мария бесплотна и скорбит. Покорно принимает высший дар и горькую участь. А на полотне Донцелло она еще молода, хороша собой и, похоже, ни о чем не догадывается. В одной руке держит книгу, а другой словно отстраняется от Гавриила — нет, погоди, дай побыть обыкновенной девушкой еще хоть мгновение. Ведь вокруг все так прекрасно: художник изобразил на заднем плане террасу с
