Валентин Пикуль - Мальчики с бантиками
– Ой, у меня весло уплыло! – кричал Коля Поскочин.
Старшина, ругаясь, клал шестерку в развороте, юнги с хохотом выручали весло из волн.
– Башку теряй, не жаль, а весло – это тебе не башка!
Белое море – море чудесное. Никто бы раньше не подумал, сколько в нем живности и красот. Когда старшина скажет: «Суши весла!» – юнги перегибаются за борт, вглядываясь в воду. И чего тут только не увидишь – и огненных морских ангелов, и цветное желе медуз. Сонно ползают по дну жирные утюги камбал, а из глубины светятся лучи кремнистых звезд – таких идеально правильных очертаний, словно природа отштамповала их серийно на своем удивительном станке.
Загребными сидят самые сильные – Федя Артюхов и Финикин, а Савка с Поскочиным – баковыми, с укороченными веслами. Загребные с кормы задают ритм гребле, но Финикин славен своей несообразительностью. По команде «суши весла» он шабашит, убирая весло под рангоут; старшина кричит «шабаш», а Финикин «сушит» весло над водою… Посреди шестерки, разделяя ряды гребцов, покоится под чехлом рангоут – мачта с реями и парусами. Финикин уже не раз намекал Росомахе:
– А чего это мы? Уже все измочалились… Поставим парус!
Под парусом пойдешь, когда с тебя сто потов сойдет на веслах. А ты еще до четвертого пота не догреб… Навались! Два‑а‑а…
Вальки для равновесия залиты свинцом, а рукояти отполированы наждаком. В уключину весло ставится тем местом, где веретено охвачено кожей, и надсадный скрип мокрой кожи сопровождает все время гребли. Юнги работают обнаженные, солнце уже золотит их спины. Завтра утром с коек своих они встанут со стоном. Будут юнги, как дряхлые старцы, хвататься за поясницу. Но это завтра, а сегодня в дугу сгибаются весла из гибкого ясеня. В анкерках плещется запас пресной воды. Замах – гребок, замах – гребок!
Кажется, с таким усердием можно переплыть океан.
– Почти как на галере, – сказал Коля Поскочин. – Не хватает только профоса с плеткой, чтобы огрел нас как следует.
– А кто такой этот профос? – спросил его старшина.
– Корабельный палач. Была и такая должность на старом флоте. А русские люди «профоса» переделали в «прохвоста»…
– Ясно! Теперь помолчи, а то собьешь дыхание. – Росомаха глянул на корму. – Правая навались, левая табань!
Шлюпка волчком развернулась на месте, ее форштевень направился в сторону берега, и тогда старшина крикнул:
– Обе на воду! А то опоздаем к обеду…
Обратно из шлюпочной гавани юнги шли лесом – без строя, вразброд, полуголые, босые. Совсем рядом с ними раздался выкрик:
– Стой! Кто идет?
Случайно они выбрели на тот склад боепитания, который когда-то охранял Савка и где в ночи вокруг него шлялся враг. Часовой теперь стоял с патронами в обойме карабина.
– Да не шуми ты, – отвечали ему юнги, смеясь. – Кого испугать решил? Не видишь, свои в доску ребята идут…
В Савватьеве Савка попросил Росомаху отпустить его.
– А куда тебе?
– В политотдел хочу зайти… к Щедровскому.
– Чего тебе там?
– Отец-то совсем не пишет. Одно лишь письмо…
Щедровский удивился, увидев Савку на пороге своего кабинета.
– Кто тебя прислал ко мне?
– Никто. Сам решил зайти… насчет отца…
– Странно! Вот как раз ответ о твоем отце. Только что вскрыл пакет, и вдруг являешься ты… Бывает же такое!
Савка молча ждал, что ему скажут.
– Трудно это говорить, – сказал Щедровский. – Но ты уже взрослый человек и сможешь пережить самую горькую правду. Отца твоего нет в живых. По справке видно, что он был вычеркнут из списков части еще осенью прошлого года…
После отчаянной гребли вдруг заломило руку.
– Плакать я не буду. Но, может, он… в плену?
Щедровский отрицательно покачал головой:
– Моряков, тем более – комиссаров флота, враги в плен не берут. Да они и сами, как ты знаешь, не сдаются…
Затягивать разговор было не к чему.
– Мне скоро исполнится пятнадцать. Летом. Теперь мне можно вступить в комсомол?..
* * *Юнги в нетерпении спрашивали:
– Когда же закончится учеба? Когда на флот?
Офицеры отмалчивались. Или кратенько отвечали:
– Погоди. Еще навоюешься…
Савка как-то случайно раскрыл «Рулевое дело» и вдруг заметил, что почти все главные разделы они прошли. Взял «Управление маневрами корабля» – осталось пройти приемы буксировки кораблей.
– Ребята, – сказал он, – а ведь мы скоро уйдем!
Физическая подготовка была резко усилена. Среди ночи юнг часто поднимали по тревогам с оружием. Они проделывали длинные марши бегом по пересеченной местности. Порядок при этом был такой: попалось на пути озеро – не обходить его, а переплывать любое, какое бы ни встретилось на пути. Это были необычные ночные марши: авангард роты уже выходил из воды на берег, когда конец колонны еще только начинал заплыв, держа над собой карабины. Любовь к воде стала у юнг доходить до смешного. Как только подавался звонок на перемену, юнги швыряли на столы свою робу, голые сыпались изо всех окон и – в воду! Десять минут плавали, а когда гремели звонки к уроку, они уже чинно сидели за столами, наспех вытирая лбы подолами голландок. Море из затаенной опасности превращалось в дружескую стихию, вода становилась родной колыбелью! Юнги еще не думали, что море способно обернуться для них иной стороной – трагической…
Сейчас юность жила одним – ожиданием.
– Хочу на Балтику, – мечтал Федя Артюхов.
Джек Баранов, грезя о глубинах океана, отвечал:
– Балтика? Но там же мелко… будешь на пузе ползать.
На что суровый Федя выкладывал, что думал:
– В луже ведь тоже потонуть можно, и дело не в этом. Балтика – мать флота российского, здесь и революция начиналась. А ты глянь на карту – сколько еще балтийских земель освобождать предстоит… Сколько десантов надо выбросить с моря!
Финикин упрямо стремился к Черноморскому флоту, так и лез в крымскую теплынь.
– О парилке мечтаешь? – гневался Игорь Московский. – Севастополь – верно, баня… Только кровавая баня!
– А ты куда желаешь? – спрашивали старшого.
– Вопрос надо обдумать… Еще не решил.
Севастополь и Кронштадт – они отзываются в сердцах юнг, как призывные удары тревожного колокола. Стремление туда, на Черное или на Балтику, скорее всего – по флотской традиции.
Коля Поскочин, подмигнув, однажды заявил классу:
– Поступило деловое предложение: всей бражкой рвануть на Эльтон и Баскунчак. Организуем там свою флотилию под названием «Не тронь меня, а я тебя и сам не трону!» Кто – за?
Джек Баранов отвечал Коле:
– Мальчик, ты не шути, а то мы тебе салазки загнем…
Теперь об этом можно рассказать без утайки – дело прошлое: никто из юнг не желал попасть на Тихоокеанский флот, где не было войны. Юнги отмахивались от Каспия и разных флотилий на реках. Честно говоря, не было охотников служить и в преддверье Арктики – на Северном флоте. Вот об этом Савка частенько и размышлял. За время войны колоссально выросло боевое и международное значение Северного флота. По сути дела, этот флот в боях вырабатывал новые традиции – освоение пространств и гигантских коммуникаций. Битва проходила во мраке ночи на длинной океанской волне, покрытой морозным туманом. Это была страшная битва без оглядки на спасение, когда любой результат боя складывался из неумолимой формулы «Смерть или победа!». Постепенно созрело решение.
