Василий Крысов - Танкисты Великой Отечественной (сборник)
Противник вновь подтянул свежие силы и готовился к решительному наступлению. 14 марта немецкие войска предприняли еще одну попытку прорвать оборону войск фронта южнее озера Веленце. На направлении нашей бригады противник успеха не имел, но левее, на участке обороны 110-й танковой бригады, он несколько продвинулся вперед, форсировал канал Капоши и захватил Мезе-Комаром. Однако большего он сделать не смог.
За время длительных беспрерывных боев у всех накопилась моральная и физическая усталость. Люди стали раздражительными, легко возбудимыми. Требовался отдых или вдумчивый человеческий подход, чтобы снять напряжение и заставить людей выполнять поставленную задачу. Ожидание очередной атаки противника стало просто мучительным. Люди устали ждать! Нервы были напряжены до предела, и многие в душе проклинали фашистов за медлительность. Каждый хотел, чтобы быстрее начался бой. Так уж бывает, когда человек устал от длительных, тяжелых боев и когда жизнь потеряла для него смысл и ценность. Наконец-то утреннюю тишину разорвал грохот снарядов и мин. Все сжались, приготовились. После артобстрела перешли в атаку танки, штурмовые орудия, пехота на БТР. Немцы атаковали сразу высоту 126, Корчму и Шандор, – бои развернулись во всей полосе обороны бригады. Противник действовал решительно: чувствовались его серьезные намерения. Атаку противника активно поддерживала артиллерия и авиация.
Комбриг настойчиво требовал от представителя авиации вызвать наши штурмовики и поддержать бригаду. Майор авиации надрывался, запрашивая центральный пункт управления, и просил выслать авиацию. К нашей великой радости, вскоре в воздухе появились «илы». С наблюдательного пункта бригады в сторону противника полетели красные ракеты – установленный сигнал для взаимодействия с авиацией. Но неожиданно «илы» сделали разворот и стали яростно бомбить наши позиции. Я не выдержал, в ярости выскочил на бруствер траншеи и побежал вдоль нее, тряся кулаками и матеря летчиков. К счастью, разрывы бомб меня не тронули, но они не пощадили других. То, что не сумел сделать противник, сотворили наши летчики. Убитые и раненые были среди автоматчиков, пехоты укрепрайона, среди артиллеристов. Прямым попаданием был разбит танк комроты лейтенанта Талызина: погибли, пройдя всю войну, механик-водитель сержант Алексей Обирин, наводчик орудия сержант Арутюнян, заряжающий Михаил Качайкин. Лейтенант Талызин в начале бомбежки выскочил на бруствер, проклинал авиаторов и пускал красные ракеты в сторону противника. Здесь, на бруствере, он был сражен вражеской пулей, которая перебила ему позвоночник. Так нелепо оборвалась жизнь этого отважного офицера, любимца роты. Похоронили его у спиртзавода под Н.Перкатой.
Представитель авиации надрывался, по радио пытались перенацелить «илы» на противника. Но летчики не обращали внимания на его мольбы и оговоренные сигналы взаимодействия. Сбросив бомбы, они под наши проклятия отвалили и взяли курс на аэродром базирования.
Противник воспользовался ударом нашей авиации по своим, усилил натиск и овладел высотой 126 и Шандором. Впервые за время оборонительных боев бригада отошла и теперь заняла новые позиции вдоль железной дороги севернее Корчмы. Потеряв за день 8 танков, 16 БТР и до ста человек, противник остановился и закрепился на достигнутом рубеже. Наша бригада потеряла 4 танка, 1 СУ-100, несколько десятков автоматчиков и пехотинцев. Во втором батальоне в строю осталось всего четыре танка из десяти, прибывших пять дней назад, в нашем батальоне пять танков, в артиллерийско-самоходном полку – одна СУ-100. Были потеряны все противотанковые орудия. В ротах автоматчиков едва насчитывалось по 20 человек, в минометной роте вели огонь всего два миномета.
Ночью бригада закреплялась на заранее подготовленных позициях. 15 марта стал последним и самым драматическим днем оборонительного сражения. Обе стороны понесли большие потери. Немецкие войска выдохлись. Их активность резко упала, наступали они только на отдельных направлениях. На участке обороны бригады немцы начали атаку чуть позже обычного. После короткого огневого налета до пехотного батальона при поддержке 7 танков и 8 БТР из Шандора перешли в атаку против нашего батальона, и до пехотной роты при поддержке 5 танков из рощи в 1 км восточнее Шандора – против 2-го батальона.
Потрепанные, уставшие, на слабо оборудованных позициях, остатки бригады вступили в последний и решающий оборонительный бой под Балатоном. В этот раз противник атаковал робко, словно нехотя. Его танки открыли огонь с дальних подступов, но с уменьшением дистанции мощь огня нарастала, немецкая артиллерия вела беглый огонь. Мы немного выдвинули вперед танки Дзигунского и Потолицина, и они первыми вступили в схватку с немецкими танками. Уничтожив по одному танку противника, отважные экипажи погибли. Гитлеровцы устремились в пробитую брешь, но комроты Смоляков поспешил на помощь и с ходу подбил еще один танк, после чего уцелевшие немцы отошли. Батальон продолжал отбиваться. Смоляков поставил танк в центре боевого порядка и маневрировал по фронту, сдерживая атаки немцев.
Напряженный бой шел и на участке 2-го танкового батальона. Саркисян расставил оставшиеся три танка на широком фронте. Сам он сел в танк Емелина и занял оборону в центре, справа поставил танк Деева, слева – танк Бурлаки и приказал без его разрешения не стрелять. Противник наступал, постепенно все более усиливая мощь огня. Танки батальона молчали, выжидая. Лишь подпустив их на близкое расстояние, все три танка и автоматчики одновременно открыли сильный и прицельный огонь. Противник остановился, стал искать укрытие и вести стрельбу с места. Ему удалось подбить танк лейтенанта Бурлаки, но от огня Деева и Саркисяна загорелся и танк противника, а автоматчики Широлиева заставили пехоту противника повернуть назад.
Перед участком обороны бригады наступило затишье. Комбригу доложили, что в 1-м батальоне осталось четыре, а во 2-м – два танка, чуть больше десятка бойцов остались в ротах автоматчиков. Отбиваясь от противника, в ходе боя в Корчме была уничтожена наша последняя самоходная установка. Чунихин приказал драться до последнего… Именно в ходе этого боя Калустин был назначен заместителем начальника штаба бригады, а я принял командование батальоном.
Во второй половине дня противник предпринял очередную атаку. Используя старые капониры, я расставил танки на одной линии с интервалами 250 метров. Автоматчики заняли оборону в центре, чуть впереди танков. Подпустив противника на дальность прямого выстрела, все танки открыли сосредоточенный огонь по бронетранспортерам и танкам противника. Сразу остановились и замерли два БТР. Противник не стал испытывать судьбу, остановился и вел огонь с места, но дальше не пошел.
Драматически складывались события во 2-м батальоне. Саркисян приказал Чащегорову перевести штаб батальона из блиндажа чуть дальше, на опушку леса, связаться с комбригом и доложить обстановку. Поставив задачу командирам танков Емелину и Дееву, сам он отошел к стогу сена рядом с рощей и стал в бинокль наблюдать за развитием событий. Противник вновь шел в атаку медленно, робко, огонь открыл с дальних дистанций. Не дожидаясь подхода противника, ответный огонь открыли два танка батальона. Завязалась неравная танковая дуэль. Сближаясь, танки противника усилили прицельный огонь и довольно быстро подбили танк Емелина; его экипаж не пострадал. Теперь от противника отбивался лишь один танк Деева и автоматчики роты Широлиева. Противник продвигался медленно, от одного укрытия к другому. С подходом к рубежу обороны батальона огонь его артиллерии и танков усиливался. Кругом рвались снаряды и мины. В этот момент хладнокровие и разум покинули Саркисяна. Он сорвал с себя погоны, снял фуражку и зло бросил на землю. В возбужденном и почти невменяемом состоянии он приказал Чащегорову срочно доложить, что в батальоне остался один танк, противник наступает крупными силами, нужна срочная помощь, а он вызывает огонь нашей артиллерии на себя. Чащегоров пытался его облагоразумить, уговорить не делать глупость, но комбат еще больше распалился и более решительно повторил приказ – свернуть штаб и срочно отходить в тыл, а он остается с танком, будет драться до конца. Чащегоров понял, что сопротивляться бесполезно, забрал штаб, оставшиеся без танков экипажи, автоматчиков и под огнем противника стал отходить. При отходе группа наткнулась на заградотряд, который всех положил на землю, но после короткого объяснения всех отпустили, и вскоре, голодные и усталые, они добрались до штаба бригады.
Чащегоров подробно доложил комбригу все, что произошло в районе обороны батальона. Чунихин задумался, поморщился от неприятного сообщения, а затем приказал майору Дудину послать на помощь Саркисяну последний резерв – взвод танков. Чащегорова он направил к начполитотдела Негрулю. Тот внимательно выслушал невеселое повествование, расспросил о поведении капитана Саркисяна. Чащегоров подробно рассказал, как все было. Однако его неприятная миссия на этом не кончилась. Произошедшим заинтересовался начальник особого отдела бригады. Он неожиданно стал подозревать, что Чащегоров струсил и самовольно оставил комбата в трудную минуту. В отдельной землянке подполковник со следователем стали допрашивать его, пытаясь сбить с толку и подтвердить свою версию. Поняв, к чему они клонят и что замышляют, Чащегоров опешил. К счастью для него, все сомнения рассеялись с прибытием младшего лейтенанта Деева. Офицер рассказал, что с подходом противника комбат приказал ему достать и закопать клин затвора, забрать пистолеты и отходить к своим, а сам остался на опушке рощи. Последнее действие Саркисяна вызвало у всех недоумение. Каждый строил свои версии, догадки, предположения.
