Эндре Мурани-Ковач - Флорентийский волшебник

Аталанте расхохотался. Леонардо молча поглаживал свои щеки.

– Какая у вас чудесная золотая борода! – воскликнула Лаура, глядя на него. – Я такими представляла себе принцев из сказок Марии, пока не увидела Мавра.

Расщебетавшись, она много чего еще наговорила бы, если бы Леонардо жестом не остановил ее.

– Как нам быть? – обратился он к Аталанте.

– Дело сложное. Ведь герцог…

Леонардо пожал плечами и крикнул вознице:

– Поехали!

Затем после долгого раздумья обратился к девушке:

– Отныне вы всем должны говорить, что прибыли вместе с нами из Флоренции. Ваше имя… ваше имя Катарина да Винчи. Вы – моя кузина. Я оставлю вас до поры в Павии. Ехать вам в самый Милан рискованно. Мы найдем какую-нибудь любезную женщину, у которой вы сможете остановиться. Что до меня, то я, по возможности, буду к вам наведываться.

– А я? – поинтересовался Аталанте.

– Об этом мы еще поговорим. Старому тосканцу нужно будет как-то втолковать… чтоб он не сболтнул часом…

Леонардо снова остановил карету.

Не удивительно, что лишь поздно вечером прибыли они в Павию.

В гостинице Лаура так ловко и быстро поднялась в комнату, завернувшись в широкий плащ Леонардо из красного бархата, что ее странная одежда осталась незамеченной.

А на другой день Аталанте, двусмысленно подмигивая торговцу, купил на павийском рынке женское платье.

Леонардо меж тем подыскал подходящий тихий домик, принадлежавший почтенной вдове некоего покойного доктора университета. Старушка охотно приютила родственницу мессера Леонардо.

Наутро наши флорентинцы продолжили путь в Милан.

Глава четвертая

Миланский конкурс

В столицу герцогства друзья прибыли в превосходном настроении, надеясь, что при дворе Мавра сразу же взойдет для них обоих счастливая звезда.

Аталанте отлично знал о приключении Леонардо ровно четыре года назад, о встрече с пребывавшим тогда в изгнании Лодовико Моро, который теперь являлся правителем одного из богатейших герцогств Италии. Леонардо, в свой черед, воскрешал в памяти те настроения, атмосферу внезапно вспыхнувшей той зарей дружбы, которая окружала их с синьором Лодовико в проведенные вместе часы. Как зачарованно слушал изгнанник звуки убогой, взятой из чужих рук лютни. Теперь Леонардо с нетерпением ожидал минуты, когда в его руках зазвучит перед герцогом серебряный конский череп.

Увы, минута эта наступила нескоро.

Лодовико Сфорца в союзе с герцогом Феррарским воевал в это время против Венецианской республики. И хотя выдвинутые друг против друга наемные армии топтались на месте в надежде, что их хозяева рано или поздно опомнятся и, глядя на зимнюю стужу, прекратят кровопролитие, герцог, не зная устали, метался по своим владениям, мобилизуя силы государства.

Леонардо и Аталанте не раз уже побывали в замке, но ответ получали все тот же: синьор Лодовико еще не вернулся из поездки. И вот начались беспросветные недели осенних свинцовых дождей. Ставшие непроходимыми дороги дольше предполагаемого срока задерживали герцога в том или ином его поместье.

К тому времени, когда он, наконец, возвратился в Милан, Аталанте, простудившись, слег. Ухаживал за ним в неуютном гостиничном номере Леонардо. На счастье, в один из вечеров сюда неожиданно явился Томмазо Мазини – помощник Леонардо по мастерской мессера Верроккио. Когда его молодой учитель покидал Флоренцию, Томмазо не решился высказать ему свою просьбу. Зато, едва обоз выехал за пределы города, он взвалил на спину убогий скарб и пешком отправился следом за учителем.

– Ну что мне с тобой делать! – смеялся Леонардо, который всякий раз счастлив был убедиться в привязанности к нему людей.

Нежданно-негаданно явившийся Томмазо швырнул в угол комнаты свой узелок и решительно заявил:

– Пока что у меня есть руки!

– У меня тоже есть, – прошептал Аталанте, сокрушенно указав на больное горло.

Таким образом, Леонардо пришлось идти к герцогу одному, оставив друга на попечение Томмазо. Но все, чего он на этот раз добился, – это свидания с гофмейстером. Ему и вручил Леонардо письмо синьора Лоренцо Медичи.

– Ну, а певец? – недружелюбно спросил гофмейстер. Именно в этот вечер он собирался представить герцогу своего племянника Пьетро как только что открытого талантливейшего певца Милана.

– Аталанте Милиоротти болен. У него температура. Но я надеюсь, что в течение нескольких дней…

– В таком случае… – И гофмейстер развел руками.

– Но я бы все же хотел, чтобы вы доложили о нас герцогу. Меня он, например, лично знает. Мы уже встречались.

Гофмейстер сдвинул брови.

– Придется подождать! – бросил он и, по-утиному переваливаясь, удалился в соседнюю залу.

Не прошло и нескольких минут, как он уже вернулся.

«Видно, придется все же ему пропустить меня», – подумал Леонардо.

Но он ошибся. Голос гофмейстера теперь был еще жестче прежнего.

– Герцог весьма рад, что мессер Леонардо прибыл в Милан и что он снова услышит его игру, на этот раз даже на присланной ему синьором Медичи лире. Однако дела государства таковы, что не позволяют нашему сиятельнейшему герцогу в настоящее время заниматься музыкой. Он ожидает вас через три дня, в субботу вечером, и надеется, что к тому времени ваш коллега поправится и вы вместе покажете свое искусство.

В субботу вечером Аталанте еще не мог встать с постели. Но и Леонардо явился к замку напрасно: стражник сообщил ему через решетку ограды, что герцог находится в отъезде.

– А когда он вернется? – спросил художник, цепляясь руками за железные прутья.

Ветер бросал в лицо холодные капли дождя. В ответ прозвучало что-то вроде: «Кто его знает».

И действительно, правитель Милана неделями не показывался в городе. Его флаг не вывешивался на башне замка, мрачная и оголенная, упиралась она в затянутое низкими темными тучами небо.

Аталанте выздоровел, но деньги друзей сильно поубавились. На их скудных средствах особенно чувствительно отразилось то, что в конце первой же недели пребывания в Милане Леонардо через филиал банка Медичи перевел в Павиго двадцать дукатов вдове доктора, приютившей Лауру.

Сам он не решился съездить туда, боясь пропустить прибытие герцога.

Меж тем выпал первый снег.

Аталанте решил устроиться в собор певчим. Его охотно приняли. Но это лишь очень незначительно изменило бедственное положение друзей.

Томмазо, который в детстве обучался кузнечному делу, теперь нанялся в одну из мастерских кузнецом. Леонардо тоже хотел было приняться за работу. Закутавшись от стужи в плащ, он в поисках типажей беспрерывно ходил по улицам, но все было напрасно: лишенный возможности отогреть руки, художник не мог запечатлевать ничего из увиденного.