Татьяна Андреева - Прощай ХХ век (Память сердца)

Зима наступила, как всегда, неожиданно и заявила о себе снегопадами и холодами. Бесконечно идущий снег скрадывал резкие звуки, и жизнь вокруг как будто замерла. Однако вскоре ударили морозы, каких я себе и представить не могла. Дни стояли солнечные, от белого снега и небесной синевы глаза слезились. Деревья в бору заиндевели, снег скрипел под ногами, а вечерами, когда я в темноте возвращалась из школы домой, с противоположного берега Кокшеньги из леса доносилось уханье совы. Ночью температура падала до пятидесяти трех градусов, а днем до сорока восьми — пятидесяти градусов мороза! Каучуковая подошва моих английских сапог лопнула поперек следа, и ноги стали не только мерзнуть, но и промокать. Пальтишко еще позволяло быстро добежать до школы, но ноги теряли чувствительность где-то на половине пути. Гелины австрийские замшевые сапожки на шпильке хоть и не лопнули, но тепло тоже не держали. Спасла нас наша дорогая хозяйка, она выдала нам по паре валенок и по большому платку, чтобы можно было закрывать от стужи лицо. Такой холод стоял почти весь конец декабря и первые недели января. Я сумела пережить морозы без потерь, если не считать навсегда загубленных сапог. А вот Геля пострадала, она отморозила свой тонкий точеный носик и щеки, на которых долго оставались черные круглые пятнышки, омертвевшей кожи. Их нельзя было трогать, было больно, и пришлось ждать, пока под ними не вырастет тонкая розовая кожица, как после ожога, и они сами собой не отвалятся.

Холодно стало и у нас дома. Печка не прогревала комнату до конца. По периметру потолка утром висел иней. Изо рта шел пар, и вылезать из-под одеяла было очень неприятно! Вот тут-то и пригодилась старенькая перинка, которую заставила меня взять с собой моя опытная мама. Много раз я сказала ей за это спасибо! В особенно холодные ночи мы с Гелей вдвоем забирались в мою кровать, укладывались на перинку, закрывались двумя одеялами и засыпали. В конце концов, я все же простудилась, и некоторое время лежала в этой холодной комнате, чихая и кашляя. Однако вскоре экстремальные холода закончились, и при двадцати пяти, двадцати градусах ниже нуля жизнь снова стала прекрасна.

В нашей школе, кроме Людмилы Андреевны и меня, работали и другие молодые педагоги: физик, еще одна учительница английского языка, пионервожатая. Но ближе всех мне была моя Люся, Людмила Андреевна. Мы очень старательно и творчески относились к своей работе. Людмила Андреевна учила детей русскому языку и литературе. Она обладала и обладает прекрасными душевными качествами — чистотой, открытостью, добротой, великолепным чувством юмора, которое не раз выручало ее в трудные минуты жизни. Сколько раз было замечено, что добрые, хорошие люди чаще всего еще и талантливы. Именно такая моя Люся. Свои уроки литературы она превращала в концерты, которые ученики старались не пропускать, так живо и интересно они проходили. Она была в постоянном поиске способов и средств, которые могли бы передать ученикам глубокий смысл и красоту произведений родной литературы, родного языка, передать то, что она сама поняла и прочувствовала, изучая свой предмет. Иногда она приглашала меня на свои уроки, и мы наперебой читали стихи любимых поэтов и рассказывали друг другу, что нам в них нравится, чем они выделяются из стихов многих других авторов, говорили о стихосложении. Я видела горящие глаза детей, присутствовавших на этих уроках, в них читалось желание слушать еще и еще. Через всю свою творческую жизнь, я не оговорилась, именно творческую, Людмила Андреевна пронесла трепетное отношение к своему предмету и научила понимать и любить русский язык и русскую литературу многие поколения тарножан. Надеюсь, они это понимают и с благодарностью и любовью вспоминают ее уроки. Мне согревает сердце мысль о том, что если в селе или в городе есть хотя бы один такой учитель, то отечественная культура не погибнет, так мощно влияние положительного примера любви и преданности к тому, чему человек посвятил всю свою жизнь. От такого человека добро и знание расходятся, как круги по воде, и долго после сказанного им слова, пульсирует посеянная мысль в душах, тех, кто его услышал. В счастливой Тарноге таких учителей было несколько.

Ближе к весне мы поставили свой спектакль, и он пользовался большим успехом, скорее всего, потому что ничего другого в это время года в Доме культуры не было. Да и артисты были все местные, тарногские, поэтому публика принимала нас прекрасно. Мы с Гелей «прижились» в Тарноге, привыкли ходить каждый день через бор в школу, по выходным мыться с веничком в новой хозяйской бане, носить воду, стирать белье в корыте и полоскать в проруби на речке Кокшеньге, топить печки и выносить золу в огород. Я всегда пыталась представить, как это полощут белье в проруби и не замерзают. Оказалось проще простого — на руки надеваются шерстяные перчатки, а поверх них резиновые, и руки почти не чувствуют холода.

В Тарноге меня ожидала еще одна большая радость — книжный магазин. В семидесятые годы хорошие книги купить было практически невозможно. Этим нужно было заниматься специально, искать всевозможные способы и лазейки, чтобы покупать книги «по блату», то есть по знакомству. В Вологде это можно было сделать либо через людей имеющих отношение к власти (власть имущих специально снабжали всяческим дефицитом, книгами в том числе), либо через библиотечный коллектор, но вхожи в него были лишь библиотечные работники, а также родственники и знакомые родственников. Иногда какие-то популярные книги (или подписки на собрания сочинений) «выбрасывали» на прилавок, и тогда за ними выстраивались огромные очереди. Книги можно было также обменять на макулатуру в специальных приемниках вторичного сырья. И, поскольку книги были в дефиците, стало модно их покупать и показывать знакомым, говоря, а вот у меня есть собрание сочинений Чехова, Достоевского или Толстого.

В Тарногском книжном магазине у меня глаза разбежались, здесь стояли мало кому нужные книги, о которых в городе я и мечтать не могла. Отсюда началась моя личная библиотека с покупки двухтомника Михаила Зощенко, подарочного издания книги о Валерии Брюсове, двухтомника Федора Достоевского, первых книг из серии «Библиотека всемирной литературы». В Вологду я вернулась с целым чемоданом книг.

Весна ознаменовалась бурным таянием снегов, разлившимися реками и целой чередой различных государственных и церковных праздников. Народ разницы между ними не делал и гулял напропалую. В это время снова запила наша милая хозяйка, не притрагивавшаяся к вину всю зиму. Сначала мы заметили, что стали пропадать бутылочки с духами и одеколонами, подаренные нам с Гелей учениками к разным праздникам в течение учебного года. Это были коробки с «Душистой сиренью», «Ландышем серебристым», «Красной Москвой». Нам и в голову не приходило, что их могла взять Валя, но она сама призналась, что взяла их для компресса, болела шея, потом ухо, потом живот. Правда вышла наружу, когда у соседей стала пропадать водка из ящика, хранимого в коридоре у входной двери. Водка была закуплена для празднования возвращения сына из армии. Около Пасхи Валя исчезла из дома, она пошла по деревням, по всей вероятности, по многочисленным родственникам, там в это время варили и пили пиво. Немногословный Валин муж ничего нам не объяснял, а только мрачнел день ото дня и просил нас по вечерам кормить поросенка, пока он отправлялся на поиски заблудшей Валентины. Поросенок оказался большой свиньей, проживавшей в маленьком темном сарайчике, стоящем несколько в стороне от дома. Хозяин оставил нам ведро с очистками и объедками, смешанными с отрубями и запаренными кипятком и уехал, а мы с Гелей впервые в жизни отправились кормить скотину. Первый опыт был неудачным. Геля только заглянула в сарай и сразу закрыла дверь. Я взяла ведро и вошла внутрь. В темноте кто-то огромный и сопящий кинулся ко мне и выбил ведро из рук. Я нащупала на стенке выключатель и включила свет. У меня из-под ног шмыгнули две здоровенные крысы какого-то зеленоватого оттенка, с нереально длинными и омерзительно лысыми розовыми хвостами. Я их хорошо разглядела, потому что они не очень-то торопились. Однако свет они явно не любили. Свинья задела меня толстым боком и я чуть не свалилась в ее кормежку. Из этого происшествия мы сделали правильные выводы и впоследствии сначала зажигали свет, потом быстро вносили и ставили ведро с пойлом, а затем так же быстро ретировались.