Максим Гиллельсон - М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

он судился или инспектором, или правлением универ­

ситета.

Инспектора казеннокоштных и своекоштных сту­

дентов, а равно и помощники их (субинспектора) имели

в императорских театрах во время представления

казенные бесплатные места в креслах, для наблюдения

за нравственностью и поведением студентов во время

сценических представлений и для ограждения прав их

от произвольных действий полиции и других враждо­

вавших против них ведомств. Студенческий карцер

заменял тогда нынешнюю полицейскую кутузку, и эта

кара для студентов была гораздо целесообразнее

и достойнее.

Как-то однажды нам дали знать, что граф Панин

неистовствует в правлении университета. Из любопыт­

ства мы бросились туда. Даже Лермонтов молча потя­

нулся за нами. Мы застали следующую сцену: два

казеннокоштные студента сидят один против другого

на табуретках и два университетских солдата совер­

шают над ними обряд бритья и стрижки. Граф, атлети­

ческого роста, приняв повелительную позу, грозно

кричал:

— Вот так! Стриги еще короче! Под гребешок!

Слышишь! А ты! — обращался он к д р у г о м у . — Чище

брей! Не жалей мыла, мыль его хорошенько!

Потом, обратившись к сидящим жертвам, гневно

сказал:

— Если вы у меня в другой раз осмелитесь только

подумать отпускать себе бороды, усы и длинные волосы

на голове, то я вас прикажу стричь и брить на барабане,

в карцер сажать и затем в солдаты отдавать. Вы ведь

не дьячки! Передайте это там всем. Ну! Ступайте

теперь!

Увидав в эту минуту нашу толпу, он закричал:

— Вам что тут нужно? Вам тут нечего торчать!

Зачем вы пожаловали сюда? Идите в свое место!

Мы опрометью, толкая друг друга, выбежали из

правления, проклиная Панина.

Иногда эти ненавистные нам личности, Панин

и Голохвастов, являлись в аудиторию для осмотра, все

142

ли в порядке. Об этом давалось знать всегда заранее.

Тогда начиналась беготня по коридорам. Субинспек­

тора, университетские солдаты суетились, а в аудито­

риях водворялась тишина.

Однообразно тянулась жизнь наша в стенах уни­

верситета. К девяти часам утра мы собирались в нашу

аудиторию слушать монотонные, бессодержательные

лекции бесцветных профессоров наших: Победонос­

цева, Гастева, Оболенского, Геринга, Кубарева, Малова,

Василевского, протоиерея Терновского. В два часа

пополудни мы расходились по домам. <...>

В старое доброе время любили повеселиться. Про­

цветали всевозможные удовольствия: балы, собранья,

маскарады, театры, цирки, званые обеды и радушный

прием во всякое время в каждом доме. Многие из нас

усердно посещали все эти одуряющие собрания и раз­

личные кружки общества, забывая и лекции, и премуд­

рых профессоров наших. Наступило лето, а с ним вме­

сте и роковые публичные экзамены, на которых следо­

вало дать отчет в познаниях своих.

Рассеянная светская жизнь в продолжение года не

осталась бесследною. Многие из нас не были подготов­

лены для сдачи экзаменов. Нравственное и догматиче­

ское богословие, а также греческий и латинский языки

подкосили нас. Панин и Голохвастов, присутствуя на

экзаменах, злорадствовали нашей неудаче. Послед­

ствием этого было то, что нас оставили на первом курсе

на другой год; в этом числе был и студент Лермонтов 3.

Самолюбие Лермонтова было уязвлено. С негодова­

нием покинул он Московский университет навсегда,

отзываясь о профессорах, как о людях отсталых, глу­

пых, бездарных, устарелых, как равно и о тогдашней

университетской нелепой администрации 4. Впослед­

ствии мы узнали, что он, как человек богатый, поступил

на службу юнкером в лейб-гвардии Гусарский полк 5.

A. M. МИКЛАШЕВСКИЙ

МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ ЛЕРМОНТОВ

В ЗАМЕТКАХ ЕГО ТОВАРИЩА

Зная, насколько «Русская старина» интересуется

подробными сведениями о знаменитых наших соотече­

ственниках, я, как бывший товарищ Михаила Юрьевича

Лермонтова, приведу здесь отрывок о нем из старых

моих воспоминаний.

Во всех биографиях М. Ю. Лермонтова, сколько мне

удавалось читать их, не упоминается, кажется, что до

поступления его в Московский университет бабушка

его, Арсеньева, определила его в Московский универси­

тетский благородный пансион. Сколько могу припом­

нить, кажется, он, хорошо, видно, дома подготовлен­

ный, поступил в пятый класс 1, откуда он, не кончив

последнего, шестого класса, скоро вышел. Много было

напечатано воспоминаний бывших учеников пансиона,

а потому я ограничусь только сообщением о том вре­

мени, когда Лермонтов был в числе воспитанников.

Лучшие профессора того времени преподавали у нас

в пансионе, и я еще живо помню, как на лекциях рус­

ской словесности заслуженный профессор Мерзляков

принес к нам в класс только что вышедшее стихо­

творение Пушкина

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя,

и проч.2, —

и как он, древний классик, разбирая это стихотворение,

критиковал его, находя все уподобления невозмож­

ными, неестественными, и как все это бесило тогда

Лермонтова. Я не помню, конечно, какое именно стихо­

творение представил Лермонтов Мерзлякову; но чрез

144

несколько дней, возвращая все наши сочинения на

заданные им темы, он, возвращая стихи Лермонтову,

хотя и похвалил их, но прибавил только: «молодо-

зелено», какой, впрочем, аттестации почти все наши

сочинения удостаивались 3. Все это было в 1829 или

1830 году, за давностью хорошо не помню. Нашими

соучениками в то время были блистательно кончившие

курс братья Д. А. и Н. А. Милютины 4 и много бывших

потом государственных деятелей.

В последнем, шестом классе пансиона сосредоточи­

вались почти все университетские факультеты, за

исключением, конечно, медицинского. Там преподавали

все науки, и потому у многих во время экзамена выхо­

дил какой-то хаос в голове. Нужно было приготовиться,

кажется, из тридцати шести различных предметов.

Директором был у нас Курбатов. Инспектором, он же

и читал физику в шестом классе, М. Г. Павлов. Судо­

производство — старик Сандунов. Римское право —

Малов, с которым потом была какая-то история в уни­