Елизавета Бута - Выживший Хью Гласс. Настоящая история

Не сумев сдержаться, Гласс стал запихивать оторванные куски мяса в рот. Сырое мясо даже полезно. Пауни ели его от всех болезней. И всегда, что удивительно, помогало. Только в отношении оспы этот рецепт оказался бесполезен.

Гласс отрывал куски поменьше и вертел мясо над тлеющими ветками ивы. Голод постепенно отступал. Впервые за все это время он чувствовал приятную тяжесть в желудке. На фоне ноющих ран это показалось мелочью, недостойной внимания. Он ел и ел, пока, наконец, не выдохся. Попытавшись отдышаться, Гласс понял, что что-то не так. Последние куски комом встали в истерзанном горле, а желудок скрутила выворачивающая наизнанку боль.

Свернувшись калачиком, он пролежал рядом с тушей несколько часов. В глазах потемнело. Организм еще не привык к новому виду боли. Туша бизона рядом отчего-то вызвала улыбку. Гласс захохотал. Черт возьми. Победить гризли, вылезти из собственной могилы и проползти столько километров, чтобы умереть от отравления пойманным голыми руками бизоном. Это и правда казалось дико смешным.

Боль в желудке унялась ближе к вечеру, но еще несколько дней он так и не мог прийти в себя. Ослабленный организм из последних сил боролся с отравлением. Еле добравшись до воды, он выпил столько, сколько смог, и уснул на берегу. Через силу он заставлял себя пить, но лучше, казалось, уже не станет никогда.

Все когда-нибудь заканчивается. На третий день он проснулся все еще обессиленным, но уже готовым продолжить путь. С бизонами Гласс решил больше не рисковать.

Гласс нашел палку подлиннее и распустил один из бинтов на тонкие концы. Благо служба моряком научила его плести их из любой рухляди. Приманку нашел быстро. Рыбы здесь водилось много, но самодельная удочка не позволяла развернуться. Несколько часов понадобилось на то, чтобы поймать дохлого вида рыбешку.

Рыба несла хоть какое-то разнообразие в ягодно-травяной рацион. Поев, он пополз дальше. Теперь он старался передвигаться и днем, и ночью. Иногда он засыпал, а очнувшись, понимал, что тело его продолжало двигаться, пока мозг отдыхал. Впрочем, отдыхом эти воспаленные и искривленные злостью видения сложно было назвать. Иногда он впадал в бред наяву. Он почти слышал голоса трапперов из отряда Генри, видел их глаза, когда тот войдет в грязный бар, в котором они наперебой будут рассказывать истории о том, как тащили на себе истерзанного гризли друга.

Гласс моргал и понимал, что это лишь игры его сознания. Наконец вдалеке показалась Гранд. Широкая река выглядела здесь куда спокойнее своего шумного притока. Воды ее будто бы демонстрировали великое равнодушие ко всему в этом мире.

Гласс долго вглядывался вдаль. Тихий, утробный шум воды успокаивал и вдохновлял. Вдалеке виднелся гордый пик холма Грома. Ориентир есть, теперь он точно знал, что двигается в верном направлении.

Для того чтобы жить, нужно хотя бы попытаться встать. Гласс медленно притянул к себе сломанную ногу и осторожно установил на землю. Боль резко осадила его пыл. Теперь он попытался поставить на землю здоровую ногу. Он как можно глубже вдавил ее в глинистую землю, схватил первую попавшуюся корягу и оперся на нее. Получилось. Он стоял. Первый шаг чуть не выключил его, но второй разбудил уснувшую было злость. Она помогла вытерпеть еще шагов десять. Потом пришлось отдыхать несколько часов. Так продолжалось до тех пор, пока нога не стала выдерживать приемлемое количество времени.

Пороги на реке все еще были слишком высокими, но Гласс точно помнил, что совсем скоро Гранд должна успокоиться. Всего несколько километров и можно будет построить плот. Да и люди здесь могут встретиться. Впрочем, на людей он уповал куда меньше. Его друзья «заботливо» вырыли для него могилу, с какой стати ему помогут незнакомцы? Воспоминания о людях искажались все больше. Это слишком абстрагтное для памяти понятие. Сознание Гласса подбрасывало более конкретные образы. Лицо погибшей жены, нерожденного сына, смутный лик Питалешаро и его отца… Их вспоминать было больно, а вот лица его «друзей» из отряда Генри обжигали такой яростью, в какой он нуждался.

«Еще нет. Жив», – зло повторял он.

Берег реки поднимался вверх. По окаемке тянулись непроходимые заросли. Чтобы продолжить путь нужно было немного отклониться от русла реки. Впрочем, пик Грома, было видно со всех сторон.

Он начал путь еще до рассвета. Пробираться сквозб заросли оказалось куда сложнее, чем двигаться строго по руслу реки. Страшнее всего было то, что пик Грома теперьотдалялся. Чтобы его увидеть, нужно было обернуться, а это приносило невыносимую боль. Без ориентира Глассу становилось не по себе. С первыми лучами солнца Гласс заметил что-то странное. Голоса людей. Настоящие, а не те, из мрачных лабиринтов памяти. Голоса звучали все отчетливее.

Вдалеке он увидел нескольких индейцев. Нужно было понять, кто они. Если арикара или сиу, лучше не высовываться, а вот если пауни или лакота, можно рискнуть. Гласс застыл и стал прислушиваться.

Наречие было незнакомым, но и не язык арикара. Уже хорошо. Гласс стал обдумывать, как лучше и безопаснее к ним подобраться. Как попросить о помощи? Да еще к тому же не зная языка? Пока он обдумывал это, в зарослях началось какое-то шевеление. Дозорные индейцы насторожились. Остальные только начинали просыпаться.

Вдруг из кустов с разных сторон послышалась стрельба. Весь лагерь индейцев заволокло дымом. Выскочило несколько всадников. Гласс успел заметить на них трапперские рубахи. Это были белые люди.

Несколько охотников из числа белых людей буквально за несколько секунд уничтожили отряд индейцев. Это очень напоминало то, как в начале путешествия с отрядом Генри на них напали манданы. Невесть откуда взявшуюся в отряде женщину привязали к поводьям и стали волочить по земле. Та извивалась и орала до тех пор, пока не ударилась о дерево. Даже в этом хаосе звуков Гласс различил ужасный хруст, с каким женщина ударилась о ствол клена. Признаков жизни она больше не подавала.

Нескольким индейцам все же удалось убежать, большую часть убили. Охотники похватали все, что посчитали ценным, и поспешили сбежать вместе с прихваченными лошадьми. Если обратиться за помощью к индейцам Гласс еще мог, то к этим, с позволения сказать, охотникам – уже не имело смысла. Слабо верилось в то, что они решат помочь умирающему. Просто прихватят еще и шкуру медведя, да и все. Возможно, если Гласс очень попросит, пристрелят его. Траппера этот вариант не устраивал. Он слишком сильно хотел выжить.

Вскоре место, где еще недавно была стоянка индейцев, опустела. Теперь на ее месте было пепелище. Когда голоса людей стихли, Гласс все же подполз к месту разгромленного лагеря. Для охотников тут больше не осталось ничего ценного, а вот для Гласса, может, и найдется. Он оказался прав. Небольшой нож, несколько полосок вяленого мяса и тряпки. Ему пригодится все.