Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

В этот момент прозвучал спокойный решительный голос Загорского:

– Спокойно, товарищи, спокойно. Ничего особенного не случилось. Сейчас мы выясним, в чём дело.

Загорский стремительно встал, вышел из-за стола президиума и уверенно, твёрдыми шагами направился к дымящемуся чудовищу…

Всё это заняло считанные секунды. Загорского отделяло от бомбы пять шагов, три, два… Он протянул руку, стремять вышвырнуть за окно шипящую смерть, уберечь товарищей от страшной гибели, и тут грохнул взрыв…

Двенадцать человек было убито, погибло двенадцать большевиков».

Кто бросил в окно бомбу, никто, конечно же, не видел. Но чекисты быстро вычислили «бомбистов».

Павел Мальков:

«Бывший особняк графини Уваровой, где помещался в 1919 году Московский комитет большевиков, ранее, в 1918 году, занимали ЦК и МК левых эсеров. Кто же, как не они, мог в совершенстве знать дом? Не среди ли левых эсеров следовало искать преступников? Так и поступила ЧК…

Спустя некоторое время после взрыва вся банда была выявлена и ликвидирована».

То есть чекисты «.ликвидировали» левых эсеров. Анархисты оказались, вроде бы, не при чём. И бригада Нестора Махно продолжала сражаться (вместе с Красной армией) с частями белой гвардии.

Белый генерал Деникин, называя махновцев повстанцами, писал в воспоминаниях:

«… в начале октября в руках повстанцев оказались Мелитополь, Бердянск, где они взорвали артиллерийские склады, и Мариуполь – в 100 верстах от Ставки (Таганрога)… Случайные части – местные гарнизоны, запасные батальоны, отряды Государственной стражи, выставленные первоначально против Махно, легко разбивались крупными его бандами. Положение становилось грозным и требовало мер исключительных. Для подавления восстания пришлось, невзирая на серьёзное положение фронта, снимать с него части и использовать все резервы… Это восстание, принявшее такие широкие размеры, расстроило наш тыл и ослабило фронт в наиболее трудное для него время».

На территориях, освобождённых повстанческой армией батьки Махно, организовывались коммуны, помогавшие бедным, восстанавливалось производство товаров и свободная торговля. Был налажен выпуск газет, в которых излагались самые разные мысли и идеи, включая критические замечания в адрес самого гуляйпольского атамана. Не удивительно, что в народе часто распевали ставшую любимой песенку:

За горами, за доламиждёт сынов своих давнобатька мудрый, батька славный,батька добрый наш Махно.

В октябре 1919 года части Красной армии пытались освободить от поляков город Минск, но из этой затеи ничего не получилось. Пришлось заключать перемирие.

А у поэта Александра Блока той же осенью появилось сердечное заболевание: стал возникать жар, мучила одышка.

Сергей Есенин в те же октябрьские дни написал стихотворение «Небесный барабанщик». Все его строки были за советскую власть и за гражданскую войну:

«Листьями звёзды лютеяВ реки на наших полях.Да здравствует революцияНа земле и на небесах!..

Солдаты, солдаты, солдаты —Сверкающий бич над смерчом.Кто хочет свободы и братства,Тому умирать непочём…

Мы идём, а там, за чащей,Сквозь белёсость и туманНаш небесный барабанщикЛупит в солнце-барабан».

Есенин собирался вступать в партию большевиков, даже заявление написал. Но член редколлегии газеты «Правда» Николай Леонидович Мещеряков, ознакомившись с «Небесным барабанщиком», написал на рукописи:

«Не складная чепуха. Не пойдёт. Н.М.».

Узнав об этом, (по словам Георгия Феофановича Устинова, друга Есенина):

«Есенин окончательно бросил мысль о вступлении в партию. Его самолюбие было ранено».

Поэты и бандиты

Интересное воспоминание оставил художник Амшей Нюренберг:

«В РОСТА деньги выдавали два раза в месяц. В кассу мы приходили с мешками, так как получка иногда представляла объёмистую и довольно увесистую кучу бумажек».

Полученную зарплату приходилось укладывать в мешки не потому, что в РОСТА слишком много платили, а потому, что деньги были обесценены.

Нести по Москве эти мешки с заработной платой было довольно опасно, и Маяковскому пришлось зарегистрировать в ВЧК своё оружие. Его револьвер уже был зарегистрирован в Петрограде, теперь требовалось получить на него новое разрешение. И он его получил:

«Российская Социалистическая

Федеративная

Советская республика

Отдел Регист. Оружія

ВСЕРОССИЙСКАЯ

ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ

КОМИССИЯ

по борьбе с контр – революцией, спекуляцией и преступлениями по должности при Совете Народных Комиссаров

11 октября 1919 г. № 2024

УДОСТОВЕРЕНИЕ (на право ношения оружія)

Дано сіє гражданину Маяковскому Владимиру Владимиров, проживающему гор. Петроград Жуковская у. дом № 7 к. 35 в том, что он имеет право на храненіе и ношеніе при себе револьвера системы Веледок № – что с подписью с приложенгем печати удостоверяется.

Председатель Петерс

Секретарь Ксенофонтов».

Этот документ подписан двумя лицами, входившими в четвёрку руководщего ядра ВЧК: Дзержинский, Петерс, Лацис, Ксенофонтов. Яков Петерс и Иван Ксенофонтов были заместителями главы ВЧК, а Ксенофонтов ещё и возглавлял его Особый трибунал.

Любопытная подробность – Маяковский, уже более полугода проживавший в Москве, сообщил чекистам свой петроградский адрес.

Из имажинистов наиболее приспособленным к отражению любого нападения считался Вадим Шершеневич. Матвей Ройзман про него написал:

«Он действительно хорошо боксировал, и мне приходилось видеть, как раза два он это доказывал на деле, заступаясь за Сергея».

Но Есенин и сам мог за себя постоять. Однажды он и поэт-имажинист Иван Грузинов возвращались ночью домой, и, по словам Матвея Ройзмана, перед ними вдруг возник грабитель:

«… бандит потребовал, чтоб Есенин отдал ему свой бумажник, пригрозил ножом. Отвлекая внимание грабителя, Сергей полез в карман пиджака левой рукой, а правую сложил в кулак, как учил дед, и хватил бандюгу по уху и виску. Тот кувырнулся на тротуар и не поднялся…»