Раиса Хвостова - Жить не дано дважды

Дальше путь Федора лежал в Фалешты — небольшой городок.

Раннее летнее утро. Жаркое солнце еще не разогнало ночную прохладу. Тележка чуть подпрыгивала по укатанной дороге, бежавшей между кукурузных полей, высоко уже поднялись кинжальные листья. Стояла удивительная тишина, мирная, светлая. В такое время хорошо думается.

И Федор думал. Где же, наконец, затаилась эта немецкая разведка, должна же она как-то обнаружиться? Знать бы, хоть приблизительно, ее местонахождение.

Федор нашел батальон связи в Фалештах, в который вез молоко. Сдал, получил квитанцию. И поехал на вокзал — потолкаться, понаблюдать.

Я уже несколько раз была в Фалештах, была на вокзале и приносила оттуда ценные данные. Вокзал оживленный, постоянно прибывают и убывают воинские эшелоны.

Федор впервые попал в Фалешты. На вокзале он застал лишь состав с ранеными. На перроне сновали врачи и сестры в белых халатах, железнодорожники, легкораненые громыхали костылями, распространяли запах йодоформа.

В этой сутолоке Федор незамеченным проскользнул на перрон и увидел только хвост уходящего в сторону Бельц поезда, остальные пути были свободны.

Он подосадовал на неудачу. Вернулся на вокзальную площадь, где стояла повозка с пустыми бидонами. Пора возвращаться. Сел. Тронул лошадь. Повозка свернула в боковую улицу, и тут ее обогнала сверкающая лаком коляска. Шеф!

Федор вожжанул лошаденку, и она потрусила вслед за резвыми лошадьми Ионеску.

Коляска выехала на центральную улицу. И очень скоро остановилась у углового дома — двухэтажного, длинного. Красивый, срезанный по углу подъезд с колоннами, верно, бывший особняк богача.

Федор остановился в некотором отдалении, слез, укрылся за бидонами, делая вид, что переставляет их.

У подъезда дежурил немецкий часовой. Шеф протянул ему что-то, видимо, пропуск, и тот долго рассматривал его. Кинул взгляд на шефа, может быть, сравнивая фотографию с оригиналом. Когда часовой возвратил пропуск, шеф что-то крикнул жандарму на козлах, и коляска откатилась в боковую улицу.

Стоять дальше тут с повозкой рискованно. Улица почти безлюдна. Федор отогнал повозку тоже в боковую улицу, только в противоположную той, куда отъехала коляска шефа. Затем зашагал на центральную улицу. Прогулялся по ней взад-вперед — спрятаться некуда. Рискнул вернуться назад. Применил уже испытанный способ — изобразил пьяного. Шатаясь, привалился к дереву, что напротив подъезда, и съехал по нему на землю. Тут и «проспал» около двух часов, рискуя лишиться повозки и получить выговор на молокозаводе.

В подъезд входили и выходили штатские и военные. Было их немного — от силы десяток. Часовой так же тщательно проверял пропуска. Наконец, вышел шеф, сел в коляску и уехал. Федор пьяно поднялся. Больше ему все равно ничего не узнать. Что часть — секретная, почти нет сомнения. А та ли эта часть, пролежи он хоть неделю под деревом, не выяснит.

Требовалась моя помощь. Я знала в лицо немецкого майора и тех, что ходили к диверсантам на Полевую улицу.

Мы с Федором радовались, хотя понимали, что радоваться еще рано. Все-таки не было полной уверенности, что в угловом доме — разведывательная часть. Там могло расположиться и другое учреждение. И если даже это секретная часть, то та ли, которую мы ищем?

Обнадеживало, что шеф вхож в этот дом. Но он мог быть вхож и в другие дома, занятые немцами.

На следующий день я поехала с Федором в Фалешты. Отпросилась на молокозаводе якобы за покупками. К сожалению, эта поездка не прибавила ничего.

В боковой улице за домом с часовым я обнаружила пустой, заброшенный с давнего времени ларек. Удобно устроиться в нем. Подъезд благодаря усеченной форме дома виден, как на ладони. Просидела более четырех часов, но ни среди военных, ни среди штатских не нашла знакомых.

Надо искать начало нити в доме шефа.

10.

Федор не возражал — надо, но не хотел, чтобы я это делала. И все из-за моей горячности.

Я действительно горячилась, — где-то рядом нить этого путаного клубка, а мы не протягиваем рук, чтобы поискать. Мало того, Федор делает все эти дни, чтобы я не попала в дом шефа: то придумывает какое-нибудь дело, то вежливо намекает Адлеру на мое слабое здоровье.

Расцениваю поведение Федора, как излишнюю осторожность. Опасно? Так все опасно, и главное то, что мы находимся по эту сторону фронта. Добро бы еще была возможность вести наблюдение за угловым домом в Фалештах. Но до Фалешт не близкое расстояние, и с завода мне не разрешают часто отлучаться. Два раза я ходила в город с документами, прогуливалась мимо дома, однажды посидела около часу в будке, воспользовавшись сэкономленным временем, — подвезли до города румынские солдаты. Но результаты были все те же.

Вот почему я ослушалась Федора и пошла к Марго, получив однажды записку.

«Женя, посылаю за тобой коляску. Сегодня у нас интересные гости. Приезжай обязательно, познакомлю с холостыми. Марго».

Правда, записка доставила мне немало беспокойств. Я только-только вернулась с работы и собиралась готовить ужин. Я выглянула в окно — черная лакировка коляски тускло светилась в сумерках. Глянула за дверь — от ворот шел жандарм. И Федора дома нет, не вернулся еще. «Неужели арест? — мелькнуло в голове. — Шеф меня узнал и решил арестовать».

Жандарм протянул записку, а я минуты две не могла ее прочитать: буквы прыгали перед глазами.

Что ж тут раздумывать? Это, может быть, единственный подходящий случай. Не упускать же его!

Я черкнула Федору несколько слов, чтоб не ждал рано, и поехала.

К счастью, опоздала. Из дома шефа уже неслись громкие голоса гостей. Звенели вилки и рюмки. Ужин в разгаре. Когда такое оживление, легче войти в свою роль.

Марго кинулась обнимать и целовать. Я совсем затерялась в ее пышных формах. Наконец, она подтолкнула меня к столу:

— Господа!.. Вот та милая девушка Женя. — И в свою очередь стала представлять сидящих: — Барон фон Эккер… Михаил Петреску и мадам Петреску… Господин Негруци… Князь Палицын…

Ого! Князь! Больше я не слыхала имен, сосредоточившись на этом имени.

Меня посадили между князем и каким-то обер-лейтенантом — я его не запомнила почти. Лишь к концу вечера внезапно обнаружила, что он молод, белокур и недурен собой. Все мое внимание поглотил сосед справа — князь Палицын.

Надо сказать, что я в жизни не видела живых князей. Правда, и жизни-то у меня тогда было — восемнадцать лет. Но я твердо верила, что всех князей, и вообще весь класс эксплуататоров, уничтожила революция. А вот тут живой князь. Может быть, он русский, может, другой славянской национальности. Болгарин, скажем…