Чехов и Лика Мизинова - Элла Матонина
– Ну, видишь, как просто. Постарайся, Беньямино, и тебя назовут самым великим оперным актером…
Джильи был потрясен до глубины души. Он восхищенными глазами смотрел на Санина, а потом патетически произнес:
– Гениально, Алессандро! – И, сделав небольшую паузу, добавил: – Но знаешь, что я предлагаю?
– Что же? – спросил заинтригованный режиссер.
– А ты, Алессандро, еще спой, и я с легким сердцем уступлю тебе роль!
Санину нравились в знаменитом теноре неожиданная скромность и трудолюбие. Розыгрыш, который оба еще долго вспоминали со смехом, подружил их. Александр Акимович потом признал: недостатки актерского мастерства Джильи в «Сомнамбуле» с успехом компенсировал недюжинным певческим талантом.
Как-то Санин позвонил и попросил жену включить радио в 5 часов пополудни. В тот день к ней заехала Юлия. Они гуляли по городу вблизи гостиницы, зашли в кафетерий перекусить, а потом сидели на скамейке в Центральном парке. Юлия была очарована Нью-Йорком и своим возлюбленным. Он сразу же согласился с ее планом поступить на курсы английского языка и обещал найти лучшие в Нью-Йорке, а также оплачивать ее обучение.
– Я так рада, – говорила Юлия, – что могу к вам заходить. Сейчас я сидела бы дома: боюсь заблудиться в таком огромном городе. Я бы только и делала, что ожидала Владимира. И умирала бы со скуки.
Это же слово в слово могла повторить и Лидия Стахиевна. Гулять с мужем ей было приятно, но тяжело. Он излучал энергию, мог ходить сколько угодно, ничуть не уставая. А ей через каждые двести метров нужно было остановиться, отдышаться, посидеть на скамейке. Юлия же умела приноровиться к ее шагу, казалось, радовалась неспешной ходьбе и разговору.
– Да, еще, – тараторила Юлия, – мне кажется, Володе очень нравится, что у меня такие знакомые, из-за вас он любит меня еще больше. Я слышала, как он с гордостью сказал своему приятелю: «Мой хороший знакомый работает в «Метрополитен-опере». В общем, Лидочка Стахиевна, у меня все хорошо, и я рада, что могу кому-то рассказать об этом.
В тот день они заговорились так, что Лидия Стахиевна едва не забыла о том, что муж просил ее включить радио. Но они успели. И оказались свидетелями почти исторического события: передавали одну из первых оперных радиотрансляций – «Тоску». Пел Беньямино Джильи, и его голос по радио действительно трудно было отличить от грамзаписи Карузо. Как потом сказал Санин, именно Беньямино Джильи стоял у истоков оперных радиотрансляций, способствовавших переводу этого аристократического жанра в разряд более массовый, демократический.
Но ни радиотрансляция, ни божественный тенор Джильи не могли отвлечь Юлию от устройства своего счастья.
Оказалось, Юлия решила учить детей русских иммигрантов родному языку, создать поначалу небольшой класс из двух-трех учеников, а потом глядишь – и школу можно организовать.
– Ну подумай, Юлия, кому здесь нужен русский? Они все стараются учить детей английскому.
– Не скажите, английский здесь от их детей никуда не уйдет. Мне Володя сказал, что его знакомый из русских князей – они все невероятные патриоты и уверены, что рано или поздно вернутся в Россию, – сам учит русскому своего маленького сына. И ищет себе замену. А в этом Нью-Йорке, где все кипит и бурлит, где за хорошую работу хорошо платят, без дела никак нельзя, иначе потеряешь к себе всякое уважение.
Конечно, Юлия вдохновилась, зажглась новой жизнью. И Санина, слушая молодую женщину, вспоминала свою поездку в Париж с Игнатием Потапенко. Там она только и делала, что ждала его в гостинице… Какие там уроки французского пения! Вообще же, глупо и пошло было ехать в Париж, надеяться, что именно там их затянувшийся роман перейдет в новую обнадеживающую фазу. Впрочем, Париж действительно перевел их роман в новую фазу, сведя его к нулю. Сколько было слез и страданий, но время, оказалось, повернуло все к лучшему. Вот только ее девочки нет, а была бы она сейчас ровесницей Юлии.
Предложение
Однажды в середине дня, когда Санина не было дома, позвонили снизу, из администрации гостиницы:
– Меня зовут Катя, я переводчица. Лидия Стахиевна, вы говорите по-английски?
– К сожалению, нет, – сказала донельзя удивленная Санина. – А что вам угодно?
– С вами хочет встретиться один джентльмен…
– Простите, а ему от меня что надо?
Трубка смолкла. Лидия Стахиевна поняла, что Катя, прикрыв микрофон ладонью, что-то обсуждает с нежданным-негаданным посетителем. Потом трубка опять заговорила:
– Лидия Стахиевна, это содиректор издательства… он просит принять его и обещает все объяснить при встрече. Мы можем поговорить в конференц-зале, здесь сейчас свободно. Или подняться к вам? Как вам удобнее?
Саниной вообще не хотелось встречаться ни с кем. Но что-то помешало ей решительно отказаться от встречи – то ли нежелание прослыть невежливой, то ли любопытство. Кто и ради чего разыскал ее в этой самодостаточной Америке, столь далекой, как ей казалось, не только от всего русского, но и европейского? Немного подумав, она попросила гостей подняться в номер через пятнадцать минут – дома, как говорится, и стены помогают. Здесь только что побывала горничная и царил полный гостиничный порядок. Впрочем, широкий диван с пестрой обивкой и пианино в углу довольно просторной гостиной иногда позволяли забыть про казенный уют.
Лидия Стахиевна подошла к трюмо в спальне. Как ни странно, уже через сутки морского путешествия она заметила, что спать стала лучше. В Нью-Йорке чудо продолжилось, видимо, сказывалась близость океана. Вот и сегодня она прекрасно выспалась, потом спокойно и в одиночестве прогулялась по парку и сразу почувствовала себя посвежевшей и бодрой. Но пудра все же не помешает, подумала она, и легко припудрила еле заметную синеву под глазами, поправила волосы, подернутые предательской сединой. Потом переоделась в строгое серое платье, в котором часто появлялась на репетициях у Санина. «Ну что ж, милости просим, господа американцы. Посмотрим, кто вас принес, Бог или кто-то другой». Едва она успела об этом подумать, как в дверь послышался осторожный стук.
– Проходите, пожалуйста, – сказала она, уступая дорогу.
– Дорогая мадам Санина, спасибо за то, что не отказали мне в визите, – прямо с порога затараторил по-французски, широко улыбаясь, долговязый человек в прекрасно сшитом сером костюме и в галстуке-бабочке. – Я вдруг вспомнил, что вы из Парижа и мы наверняка найдем общий язык! И нашу очаровательную Катю можем даже не затруднять… Я угадал?
Лидия Стахиевна так и не поняла, на что надеется этот господин – на ее французский или на взаимопонимание по той проблеме, с которой пришел.
– Конечно же, вы угадали, мистер…
– О, мадам, простите великодушно, я
