Дмитрий Старостин - Американский Гулаг: пять лет на звездно-полосатых нарах

Богатство этого синкретического культа, с его сложнейшими ритуалами очищения, жертвоприношения, предсказания будущего, столь же удивительно, сколь и сам факт его выживания вопреки прагматическому духу времени. Доминиканская крестьянка, молящаяся Богу в католической церкви и потом приносящая Ему наивную жертву фруктов, конфет и орехов на тайном алтаре, живет в столь же насыщенном духовном пространстве, что и жители Малой Азии III века, чтившие Богоматерь-Деметру или Христа-Митру.

Однажды другой мой знакомый доминиканец в Фишкиллской тюрьме, добрый и немногословный дядька по имени Эвклид, принес мне великолепно иллюстрированную книжку поэзии под названием «Светящиеся кресты». Хотя книга была современная, большинство стихов имело форму классического испано-итальянского сонета. Стихи почти без исключения были о покойных родителях автора и других умерших родных. Грустная и нежная книга, где сцены из детства соединяясь с раздумьями у смертного одра, постоянно возвращались к теме вечности и смысла человеческой жизни. Вопрошание о бессмертии души являлось в стихах, словно музыкальная тема. Я был совершенно поражен, узнав, что автор «Светящихся крестов» Хоакин Балагер был главой хунты, захватившей власть в стране после убийства диктатора Трухильо. Впоследствии он стал президентом Доминиканской Республики. Страна, в которой мироощущение людей чем-то близко античному, явила даже своего Марка Аврелия.

С книгой Балагера была связана любопытная история. В тот самый день, когда я собирался вернуть ее Эвклиду, у меня в камере был обыск. Хотя по правилам надзиратель обязан после обыска все положить на место, обычно груду книг, документов, одежды, грязного белья просто запихивают под койку. В тот день надзиратель попался особенно ленивый. Книгу Балагера, которую я оставил под подушкой, он после обыска положил на батарею отопления, и книга провалилась. Вернувшись в камеру, я перевернул все вверх дном в поисках книги и решил, что ее просто украли. Перед Эвклидом мне было стыдно. Я встретил его во дворе, под сенью единственного дерева, и предложил возместить потерю книги деньгами, поклявшись при этом, что я ее не украл.

Эвклид действительно принял оскорбленный вид, но совершенно по иному поводу, чем я предполагал. «Как ты мог подумать, — закричал он, обычно такой вежливый и спокойный, — как ты мог подумать, что я тебя заподозрю в краже! Ты умалишенный! Я — человек чести, и вся семья моя по чести живет! Да как же ты… Считай, в общем, что книгу я тебе подарил и ее у тебя украли, а не у меня!»

Этот благородный доминиканец, как я узнал впоследствии, был осужден за торговлю наркотиками и ранение полицейского при задержании. То есть, по классификации нью-йоркского губернатора Патаки, он входил в категорию «особо опасных агрессивных хищников». Комиссия неоднократно отказывала ему в досрочном освобождении.

Колумбия в микрокосме

Следующую по численности латиноамериканскую общину в тюрьме составляют колумбийцы. Это — особенность Нью-Йорка. Во Флориде, к примеру, в тюрьмах очень хорошо представлены кубинцы, а в Калифорнии или Техасе — мексиканцы. В штате Нью-Мексико большинство преступников родом с другого берега Рио-Гранде. Когда я приехал туда в 1994 году, у всех на слуху было побоище, учиненное в одной из тюрем штата конкурирующими мексиканскими бандами, во время которого было убито более 30 заключенных. Но в Нью-Йорке кубинцев и мексиканцев не так много. Колумбийцы же населяют значительный по величине район Джексон-Хайтс в Квинсе, живут и в некоторых других кварталах города.

Колумбия… Нет страны, которую рисовало бы столь же черными красками массовое сознание Соединенных Штатов. Если для россиян известный по газетам образ Пабло Эскобара имел все же противовес в лице нобелевского лауреата Гарсиа Маркеса, то американцы, мало знакомые с иностранной литературой, считают Колумбию исключительно царством наркоторговцев и убийц.

Многогранная сложность жизни, как правило, недоступна американскому менталитету.

В 1990–1991 годах в Медельине совершалось по 20 убийств в день, и Эскобар выплачивал 5 миллионов песо за голову офицера полиции. Тогда же там проходили великолепные фестивали поэзии, собиравшие сотни участников и тысячи зрителей со всего земного шара. В Кали, где боевики Вооруженного революционного фронта Колумбии десятками похищали состоятельных граждан и иностранцев прямо на улицах, находятся один из лучших в Латинской Америке университет и Центр изучения испанской колониальной архитектуры, представленной в городе такими шедеврами, как церковь La Hermita в стиле поздней готики и церковь Святого Антония эпохи зрелого барокко. Столицу Колумбии — Боготу — из-за богатства и разнообразия ее культурной жизни называют Atenas de Sudamerica — «южноамериканские Афины».

Многие заключенные-колумбийцы словно воплощают в микрокосме эту противоречивую природу своей страны. Они, как правило, имеют приличное образование, значительно превосходя в этом отношении среднего южного, а тем более северного американца. Говорят они, почти не употребляя жаргона, на очень литературном испанском языке. Другие латиноамериканцы в тюрьме охотно признают: «В Колумбии говорят правильнее всего». Колумбийцы очень интересуются политикой — как международной, так и внутренней. Они могут часами обсуждать достоинства и недостатки консерваторов («синих»), либералов («красных»), а также различных крайне левых и крайне правых группировок, которые в Колумбии напоминают частные армии. Колумбийцы в тюрьме ведут себя очень сдержанно, почти никогда не кричат. Многие из них даже старомодно вежливы, крестятся перед едой, чтут святых и Матерь Божью.

Но если удается вызвать заключенного-колумбийца на доверительный разговор, то можно услышать вещи весьма мрачные. Например, рассказы об уничтожении их картелями всех родственников доносчика или нечестного партнера, включая стариков и детей. Оптовую торговлю наркотиками многие колумбийцы считают благом для всей их нации. Нынешнюю «великую депрессию» в Колумбии они почти единодушно связывают с арестами лидеров картелей Медельина и Кали, ранее инвестировавших миллиарды наркодолларов в экономику страны. К убийствам, похищениям, террористическим актам, которыми изобилует колумбийская политика, они относятся вполне спокойно, воспринимая все это как неотъемлемый элемент борьбы за влияние и власть. Возможно, основа такого рода стоицизма была заложена в национальном сознании колумбийцев кровопролитной гражданской войной. По расстановке сил война эта напоминала испанскую, но продолжалась десять лет — с 1948-го по 1958 год.