Олег Ивановский - Записки офицера «СМЕРШа»
Я, опираясь на ружье, приподнялся на руках… И лед подо мной тоже стал проваливаться, одна льдина так и стала торчком. Но мне повезло, берег был близко, я ухватился за пучок травы, вытолкнул на берег свою бронебойку. Кто-то из казаков помог мне выбраться…»
Вот так запомнилось Мне и моим товарищам непроходимое болото, что было между Дубно и деревней Иванне.
Грязный, мокрый, брел я по окраине Иванне, шатаясь от дикой усталости и всего пережитого за те страшных, тяжелейших три дня.
И вдруг… «Олежка…» — не очень громко, но тут же слышу громче: «Да, Олежка-а!» Обернулся, не веря, что это кто-то меня окликнул. В полку меня никто так просто, по имени, не называл. Ко мне бежал танкист. Ближе… Ближе… Господи! Это же Игорь! Казанский. Игорь, Игорек! Одноклассник мой по школе, по нашей Ради-щевке!
Обнялись. Слезы с грязью пополам…
— Ты… оттуда… живой? — только и мог он проговорить.
Где и как воевал Игорь эти годы, я не знал. Не переписывались.
— О лежка… А мы решили, что все кавалеристы там погибли, кто в городе уцелел, так в болоте… Вот видишь, как получилось, не могли мы вам помочь, через реку на танках не перескочишь. Ну, ты-то как?
— Вот видишь, живой, пока живой.
Как хотелось рассказать о себе, узнать о его военной судьбе, но рядом, фыркнув выхлопом, остановился танк, открылся люк.
— Это мой. Двигать дальше надо. Утром бой. Ищи через денек, запомни номер части. Может, еще разок увидимся…
Игорь уехал. На следующий день он был тяжело ранен, потерял ногу. Встретились мы с ним через пятнадцать лет после Победы. Он стал прекрасным детским врачом, но его, к сожалению, уже нет в живых.
Впрочем, из нашего класса мальчишек в живых осталось пятеро. Трое из них — Федор Шахмагонов, Андрей Ушаков и Саша Шиуков — не воевали, мы с Игорем Казанским выжили. Остальные погибли…
Прошло много лет с тех памятных дней февраля 1944 года. Тот необыкновенный рейд, дерзкий до безумия, закончился неудачей, но сыграл немалую роль в отвлечении больших сил противника, дал возможность другим частям нашей армии провести всю операцию.
В том бою, как и во многих после Дубно, проявлялся исключительный талант нашего командира — Василия Федоровича Симбуховского.
Через десятилетия удалось нам, воевавшим тогда, приехать в Дубно. Мы прошли по всем памятным местам, поклонились братским могилам, постояли у здания бывшей бойни, прошли по кладбищу и заглянули в подземелье того склепа, где был наш командный пункт, прошли по улице города, названной в те годы улицей Симбуховского. В дни сорокалетия Великой Победы решением Дубновского Совета народных депутатов Ефиму Ильичу Аронову, Михаилу Ивановичу Короткову, Станиславу Иосифовичу Ростоцкому и мне было присвоено звание «почетный гражданин города Дубно».
А тогда на следующий день остатки полка ушли из Иванне.
Из моего фронтового дневничка:
«15 февраля. Отдыхаем в районе Похорельце.
16 февраля отдыхаем на хуторе Черешнивка.
18 февраля отдыхаем. Готовимся к предстоящим делам.
19 февраля. Получен приказ. В ночь выступаем. Марш 30 километров. Днем бомбили фрицы по шоссе, но ничего особенного не сделали. Сосредоточились в колонии. Счаст-ливка. Название громкое, а вся колония сожжена. Отдыхаем 30 человек в одной уцелевшей комнате.
20 февраля. Днем получен приказ на наступление и обеспечение операции по взятию Дубно. Вечером отменили. Заняли оборону.
22 февраля. Ведем разведку. Обнаружен противник. Бомбят фрицы.
23 февраля. День 26 годовщины Красной Армии. Ночью отбили атаку танков и пехоты…»
Невозможно, да и нецелесообразно пытаться сейчас восстановить в памяти и описать все бои, день за днем, ночь за ночью. Война шла по нашей стране, но шла уже на запад.
Листаю странички небольшой коричневой книжечки, листок за листком, день за днем. Бои, марши, короткие передышки, опять марши, бомбежки, артобстрелы… Будни войны. Еще две недели мы дрались в округе Дубно, отрезая пути отхода из города частям противника. В лоб на Дубно шла пехота, и 17–18 марта город наконец-то был освобожден.
Из письма учащихся 8-го класса Дубновской средней школы № 3 13 марта 1977 года:
«…Мы представили себе, как вы переходили топкое болото, которое окружало наш город. Сейчас заболоченные места осушены, на том месте растут душистые травы с множеством белых ромашек, которые спят с открытыми глазами, радуясь миру, наслаждаясь солнцем. На том месте, где вы переходили болото, будет разбит парк и открыт памятник Герою Советского Союза Ивану Ивановичу Иванову, таранившему немецкий самолет 22 июня 1941 года в 4 часа утра в небе над Дубно. Мы гордимся, что его имя носит наша школа и пионерская дружина…
С горячим приветом, учащиеся 8 класса».
Глава 14
СУДЬБА КОМАНДИРА
Перевернул еще страничку дневничка и… дрогнуло сердце.
«22 марта. Нелепый случай. Ранен Василий Федорович Симбуховский случайным выстрелом в грудь навылет. Отправили в госпиталь в тяжелом состоянии…»
За какой населенный пункт дрался полк 22 марта, я не вспомню. Повернул страничку назад, прочитал: «18 марта. Следуем в район Подзамче…»
За три дня далеко уйти не могли, бои там были тяжелейшие.
А вот что произошло, помню хорошо. Мы с Николаем были в хате, где остановились, неподалеку от штаба полка. Через дорогу в большой хате остановился командир полка. Я сидел и что-то писал, Николай возился в сенцах, зашивал переметку на седле. Подрало седло осколком при бомбежке пару дней назад.
Я заметил, что кто-то из наших казаков, пробегая мимо, что-то крикнул Николаю. Он тут же вбежал в комнату, я поднял голову, вижу — на нем лица нет.
— Что случилось?
— Товарищ начальник… — Николай от волнения запнулся. — Убит Симбуховский! В него Лебедев стрелял!
— Что-о-о??? — только и мог я вскрикнуть. Испарина покрыла лоб.
Схватив пистолет, я выскочил из хаты. Вижу, бежит Аронов с санитарной сумкой в руках. Вбежали в хату. Симбуховский лежал на кровати. Кровь. Рядом, белый как полотно, его ординарец Лебедев.
Ефим схватил руку лежащего, — нащупывая пульс. Сим-буховский застонал, открыл глаза, сквозь стиснутые зубы тихо проговорил:
— Лебедев не виноват… Это случайность… Не давайте его в обиду…
Ефим перевернул Симбуховского, разорвал рубашку, стал перебинтовывать грудь. Пуля попала слева в грудь, вышла через лопатку. К счастью, вроде бы не задела сердце.
А произошло вот что. Лебедев, любимый ординарец и коновод Симбуховского, сибиряк, отчаянно храбрый и влюбленный в своего командира, который обычно называл его дружелюбно «чалдоном желторотым», в сенцах чистил командирский трофейный «парабеллум». Этот хороший немецкий пистолет очень ценил не только командир полка, но и многие офицеры. У командира же была привычка носить пистолет не в кобуре, а за пазухой, засунув за борт полушубка или куртки-венгерки. Но была у него и опасная привычка: патрон в пистолете всегда был в патроннике.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});