Беар Гриллс - Грязь, пот и слезы

«Десять тысяч футов. Пора открывать парашют». Я протянул руку к правому бедру, схватился за вытяжной трос и сильно дернул. Сначала он ответил, как обычно. Хлопок раскрывшегося купола заглушил шум свободного падения на скорости четыреста двадцать футов в час. Скорость сразу уменьшилась до восьмидесяти футов в час.

Потом я взглянул вверх и понял: что-то не так. Вместо ровного прямоугольника надо мной болтался смятый парашют, а это означало, что им тяжело будет управлять. Я с силой потянул за обе клеванты в надежде, что это поможет. Не помогло. Я запаниковал.

Пустыня стремительно приближалась, очертания предметов становились все более четкими и ясными. Я спускался быстро, даже слишком быстро. Нужно было как-то приземляться.

Не успел я об этом подумать, как оказался слишком близко от земли, чтобы воспользоваться запасным парашютом, и стремительно к ней приближался. От страха я слишком сильно дернул за стропы, и меня развернуло горизонтально по отношению к земле – затем я сорвался и рухнул на землю.

Тело мое подскочило, как тряпичная кукла. Я приземлился, подняв облако песчаной пыли, беспомощно валялся на месте и стонал.

Я упал спиной прямо на туго свернутый запасной парашют, который образовал твердый и жесткий, как камень, сверток. Впечатление было такое, будто этот сверток клином врезался мне в позвоночник.

Я не мог встать, а только катался на спине и стонал от боли. Я плакал, лежа в пыли и ожидая, когда мне на помощь придут товарищи, уже понимая, что у меня поврежден позвоночник.

В жизни нам дается только один шанс, и в этот тяжелый момент я понял, что навсегда его потерял. Под ложечкой сосало от страха при мысли, что жизнь моя уже никогда не будет такой, как прежде.

Глава 67

Я валялся в бреду, время от времени теряя сознание. Когда мои товарищи помогали мне встать, я застонал. Крепко зажмурив веки, я корчился от невыносимой боли. Я слышал, как один из них сказал, что в моем парашюте оказалась большая прореха. Стало ясно, почему им было так трудно управлять.

Но ведь я знал простое правило: если не можешь справиться с парашютом, нужно отрезать стропы и освободиться от него. Затем, продолжая свободное падение, вытянуть запасной парашют.

Я этого не сделал – подумал, что сумею справиться с основным. Я допустил страшную ошибку.

Потом, помню, меня уложили в старенький «лендровер» и повезли в ближайшую больницу. Меня внесли внутрь и осторожно усадили в кресло на колесиках.

Две медсестры повезли меня по коридору, где доктор сделал первое обследование. Когда он дотрагивался до меня, я дергался от боли, помню, что все извинялся перед ним.

Он набрал какого-то лекарства в длинный шприц и сделал мне укол. Боль сразу утихла, и я попытался встать и пойти. Сестры схватили меня и снова уложили.

Я помню шотландский акцент доктора (что казалось странным, поскольку дело происходило в Южной Африке), он сказал, что потребуется какое-то время, прежде чем я снова смогу ходить. После этого я уже ничего не помню.

Когда я проснулся, надо мной склонился человек в зеленом берете с торчащим над ним большим пером какой-то птицы. Я решил, что у меня галлюцинация. Я поморгал, но видение не исчезло. Затем раздался голос с отчетливым британским выговором:

– Как вы себя чувствуете, солдат?

Это был полковник, командир группы английских военных советников. Он приехал узнать о моем состоянии.

– Скоро мы отправим вас самолетом в Англию, – с улыбкой сказал он. – Держитесь пока, дружище.

Я никогда не забуду этого добрейшего человека. Навестив меня, он превысил свои полномочия и приложил все усилия, чтобы меня срочно переправили на родину, ведь мы были в стране, где медицина находилась на крайне низком уровне развития.

Меня несли на носилках по аэродрому под палящим африканским солнцем, и я чувствовал себя невыносимо несчастным и одиноким. Перелет в Англию вспоминается мне смутно, я провел его, лежа поперек трех сидений в задней части салона.

Когда на меня никто не смотрел, я плакал. «Взгляни на себя, Беар, ты только посмотри. Да, здорово тебя скрутило». Потом я отключился.

В аэропорте Хитроу меня встречала карета скорой помощи, и наконец по настоянию родителей меня привезли домой. Больше мне некуда было ехать. Мама и папа выглядели измученными от тревоги; и помимо физической боли, меня терзало чувство вины за то, что я доставил им такие переживания.

Все мои планы были нарушены разом и окончательно. Я получил сильный и коварный удар, откуда и не ждал. Такое со мной просто не могло случиться. Ведь я всегда был везунчиком.

Но зачастую именно такой внезапный удар и формирует нас.

Глава 68

С тех пор меня чуть не каждый день привозили в больницу. Меня без конца ощупывали, кололи, сделали несколько рентгеновских снимков.

В итоге было установлено, что у меня повреждены восьмой, десятый и двенадцатый позвонки. От рентгена ничего не скроешь. Это были главные позвонки, именно им и досталось.

– Я смогу снова ходить? – спрашивал я докторов.

Но никто не мог мне ответить. А что может быть хуже неизвестности?

Доктора решили, что не стоит сразу делать операцию. Они пришли к заключению (и совершенно правильному), что, поскольку организм у меня молодой и здоровый, лучше выждать – возможно, повреждения устранятся естественным путем.

Врачи в один голос твердили, что мне невероятно повезло.

Оказалось, что, будь удар чуть-чуть сильней и был бы задет спинной мозг, тогда мне уж точно никогда не ходить.

Меня называли парнем, которого спасло чудо.

Не знаю уж, чудо или нет, но стоило мне еле-еле повернуться вправо и влево, как меня пронизывала страшная боль. Я почти вообще не мог двигаться без этой боли.

Когда мне нужно было встать с постели, на меня надевали тяжелый металлический корсет.

Я чувствовал себя инвалидом. Да я и был инвалидом. И это сводило меня с ума. «Меня скрутило».

«Ты полный тупица, Беар. Ты сумел бы приземлиться даже с поврежденным парашютом, если бы не поддался панике. Или если бы освободился от него и раскрыл запасной парашют».

Я допустил две грубейшие ошибки: сразу не воспользовался запасным парашютом и не сумел приземлиться с порванным парашютом.

Главное, я мог бы избежать этой катастрофы, если бы быстро отреагировал на ситуацию, проявил хладнокровие и сообразительность. Я понимал, что сам все испортил.

Я поклялся себе, что больше никогда не допущу такой глупости.

А пока что мне все время хотелось плакать.

Я проснулся, обливаясь потом и задыхаясь. Уже в третий раз мне снился этот кошмар: я переживал то жуткое ощущение неизбежного удара о землю.