Павел Анненков - Жизнь и труды Пушкина. Лучшая биография поэта

И надо видеть в переписке его с издателем «Московского вестника», напечатанной в «Москвитянине» (1842, № 10), сколько усилий, поощрения, заботливости и увещаний истощил Пушкин на поддержание бодрости в редакции и на утверждение журнала. Когда издатель его, вероятно, по недостаточности средств, доставляемых «Вестником», хотел опять приступить к альманаху «Урания», уже изданному им раз в 1826 г., Пушкин пришел почти в ужас. Цель журнала была именно уничтожить бесплодные сборники, так сильно размножившиеся в это время. Пропускаем начало письма и приводим существенную часть его:

«Нет, вы не захотите марать себе рук альманашной грязью. У вас много накопилось статей, которые не входят в журнал; но каких же? Quod licet Uraniae, licet тем паче Вестнику; не только licet, но decet.[116] И другие причины. Какие? Деньги? Деньги будут, будут. Ради бога, не покидайте «Вестника»; на будущий год обещаюсь вам безусловно деятельно участвовать в его издании; для того разрываю непременно все связи с альманашниками обеих столиц. Главная ошибка наша в том, что мы хотели быть слишком дельными; стихотворная часть у нас славная, проза, может быть, еще лучше, но вот беда: в ней слишком мало вздору. Ведь, верно, есть у вас повесть для «Урании»? Давайте ее в «Вестник». Кстати о повестях: они должны быть непременно существенной частью журнала, как моды у «Телеграфа». У нас не то что в Европе — повести в диковинку. Они составили первоначальную славу Карамзина, у нас про них еще толкуют. Ваша индейская сказка «Переправа»[117] в европейском журнале обратит общее внимание, как любопытное открытие учености; у нас тут видят просто повесть и важно находят ее глупою. Чувствуете разницу? «М[осковский] вестник», по моему беспристрастному, совестному мнению, — лучший из русских журналов. В «Телеграфе» похвально ревностное трудолюбие, а хороши одни статьи Вяземского; но зато за одну статью В[яземского] в «Телеграфе» отдам 3 дельных статьи «Московского вестника». Его критика, положим, несправедлива, но образ его побочных мыслей и их выражения резко оригинальны: он мыслит, сердит и заставляет мыслить и смеяться. Важное достоинство, особенно для журналиста!.. 31-е августа. Михайловское». Письмо писано в 1827 году, стало быть, шесть месяцев после основания журнала[118].

Глава XIV

«Московский телеграф» и история первого издания стихотворений Пушкина в 1826 г.

«Московский телеграф», его значение и отношение к Пушкину. — Сочувствие Пушкина к «Телеграфу» в первое время, изменившееся влиянием Веневитинова. — Смерть Веневитинова и его характер. — Веневитинов направляет мысль Пушкина к Гёте. — «Новая сцена между Фаустом и Мефистофелем», перо от Гёте. — Перечень поэм и времени их появления в печати с 1825 по 1829 г. — История первого полного издания мелких стихотворений. — Письмо из Одессы в 1824 г. о притязаниях Гнедича на издание стихотворений. — Стихотворения обещаны трем лицам. — Письмо к Я. Н. Толстому с отклонением нового предложения и стихами «Горишь ли ты, лампада наша…». — Отрывок из письма к Бестужеву из Одессы 1824 г. о выкупе стихотворений у Всеволожского, другой к брату из Кишинева в 1823 г. и том же. — Получение рукописи от Всеволожского в 1824 г. и восторг, произведенный окончанием этого дела. — Письмо к брату из Михайловского в 1825 г. с возвращением исправленной рукописи, с советами, как печатать ее, и с заметкой на стихи Жуковского «Мотылек и цветы». — Выход в свет собрания стихотворений в 1826 г. — Письмо из Михайловского в 1825 г. с указанием, как писать предисловие к изданию стихотворений 1826 г.

Нельзя оставить без упоминовения другой журнал, «Московский телеграф», который так часто приходит на ум и на язык Пушкина в его переписке с друзьями. В холодности поэта к этому изданию открываются, между прочим, черты характера, не лишенные своего значения и занимательности. Пушкин находил в нем более хлопотливости вокруг современной науки, чем изучения какой-либо части ее, и не одобрял хвастовства всякой чужой системой при первом ее появлении, не дозволявшем еще зрелого обсуждения. По существу своему журнал вообще представляет более наружный вид всякого дела, чем настоящий, истинный его смысл, и преследовать это — значило именно отвергать жизненное условие журнала. Всего же более оскорбляло Пушкина то уничтожение авторитетов и литературных репутаций, которое происходило от немедленного приложения вычитанных идей к явлениям отечественной словесности. Несмотря на ловкость и остроумие, с какими иногда производились эти опыты, Пушкин не имел к ним ни малейшего сочувствия. Притом не должно упускать из вида и весьма важного обстоятельства. Журнал «Московский телеграф» был совершенною противоположностию духу, господствовавшему у нас в эпоху литературных обществ; он их заместил, образовав новое направление в словесности и критике. С его появлением журнал вообще приобрел свой голос в деле литературы, вместо прежнего назначения — быть открытой ареной для всех писателей, поприщем для людей с самыми различными мнениями об искусстве. Расположение литературных обществ к своим сочленам, прямое участие, так сказать, в их замыслах, близкое знакомство с существенными качествами и недостатками их таланта, отчего похвала и осуждение принимаемы были добродушно и покорно самими подсудимыми, — все это уже сделалось тогда достоянием истории нашей литературы. Пушкин, можно сказать, сохранял долее многих своих товарищей основные убеждения старого члена литературных обществ. К новому порядку вещей, где личное мнение играло такую роль, он уже не мог привыкнуть всю свою жизнь. С первых же признаков его появления он начал свою систему рассчитанного противодействия, забывая иногда и то, что высказывалось по временам дельного и существенного противниками, и постоянно имея в виду только одно: возвратить критику в руки малого, избранного круга писателей, уже облеченного уважением и доверенностью публики[119].

В марте 1827 года умер в Петербурге Д. В. Веневитинов. Он именно принадлежал к тому кругу молодых людей, которые искали в науке и в строгих занятиях удовлетворения своему благородному стремлению к идеалу, добру и красоте. Вся его литературная деятельность проникнута этим стремлением, и он имел свою долю влияния на Пушкина, как почти каждая замечательная личность, встречавшаяся ему на пути. В порывах Веневитинова к истине, в его томительном желании полноты знания, даже в нравственном упадке сил, следующем за напряжением мысли и чувства, лежало много залогов будущности и развития… За несколько времени до смерти своей Веневитинов написал «Послание Пушкину», в котором призывал певца Байрона и Шенье воспеть великого германского старца, Гёте. Пушкин в превосходной сцене, созданной в это же время и названной им «Новая сцена между Фаустом и Мефистофелем», изменил отчасти образы германского поэта, но с замечательной силой, энергией поэзии. Есть предположение, что Гёте знал об этой сцене. Рассказывают, что он послал Пушкину поклон чрез одного русского путешественника и препроводил с ним в подарок собственное свое перо, которое, как мы слышали, многие видели в кабинете Пушкина, в богатом футляре, имевшем надпись: «Подарок Гёте».