Павел Третьяков. Купец с душой художника - Коллектив авторов
Если Вы захотите черкнуть мне пару слов, то вот мой адрес: Киев, на почту до востребования – теперь и Константинополь на почту до востребования – позже.
Я приложил к коллекции альбом с очерками моих скитаний как в Азии, так и по Кавказу – Закавказью, Дунаю и проч.
Кроме того, крепко накрепко заказывал Александру Константиновичу Гейнсу ни из каких видов не вытаскивать чего-либо из этюдов, а тем паче картин.
Если Вы хотите, я дополню к каталогу объяснения для всех работ, вроде того, как это было сделано для Лондона. Коли Вы не имеете этого Лондонского каталога, то спросите у человека Якова, находящегося при картинах, он имеет их множество.
Спешу на чугунку. Прощайте.
В. Верещагин.
Дмитрию Петровичу Боткину буду писать на днях, передайте ему поклон».
Ответ на это письмо сохранился в копировальной книге П. М. Третьякова, благодаря чему мы его приводим:
«Милостивый государь Василий Васильевич. Вы не можете представить себе, как порадовало меня Ваше письмо. Дело вот в чем. Как я писал Вам (не знаю, получили ли Вы то письмо), мы условились, т. е. я, брат мой и Боткин, – если придется приобрести всю Вашу коллекцию, оставить ее нераздробленною, поместить в отдельную галерею, удобно устроенной на большой улице, и после уже обдумать о том, как поступить, чтобы она осталась в целом на будущие времена; это неопределенное пока положение происходит от того только, что Боткин не шел на то, чтобы теперь же подарить коллекцию городу, Музею или Училищу живописи и ваяния. Через неделю после того, как Дмитрий Петрович поехал в Петербург, узнаю я от него о том несчастии, которое понесло наше искусство в лице трех картин Ваших (для меня лично это более, чем несчастье: я еще никогда в жизни не был так огорчен), и о том, что он купил лично всю Вашу коллекцию; а на вопрос мой: «А условие наше?» – что это было одно предположение, которое он передумал и никак на него не пойдет, а мне уступит половину коллекции, что он так с тем и купил, чтобы уступить половину мне; я возражал и то и другое, говорил – что я сообщил ему цель нашего приобретения. Мне на это отвечали: «Василий Васильевич желает, чтобы картины были все у Боткина, а не у Третьякова, и прислал альбом в подарок Боткину, чтобы он был именно у Д. Боткина». Как видите, все мое беспокойство в продолжение всего поста, хлопоты, как бы устроить, чтобы эта драгоценная коллекция была в Москве нераздробленной, надоедание письмами Вам и Александру Константиновичу, – все из одной и той же бескорыстной цели, увенчалось полным неуспехом, с прибавлением того огорчения, что Вы, которого я так глубоко уважаю, – имеете что-то такое против меня, большое, серьезное, когда желаете, чтобы Ваша коллекция скорей осталась у Боткина, чем в общем нашем владении. Я придумывал, что бы такое могло быть, чем бы я мог оскорбить Вас, и мне приходило многое в голову, хотя по совести считаю себя вполне перед Вами чистым. Письмо Ваше рассеяло все мои сомнения, сделало мне истинный праздник. Вы меня не отстраняете, Вы, напротив, ко мне, а не к Боткину относитесь. Благодарю Вас, искренне благодарю.
Юридически теперь собственник коллекции Боткин, один он купил ее на свое имя, и он может только по доброй воле своей уступить мне половину, и я должен, как ни больно это мне и как ни трудно делить, но я по совести должен взять половину для того, чтобы хоть половина могла остаться навеки нераздробленной. Д. П. Боткин может сказать, что он после себя оставит духовное завещание, но духовное завещание можно сегодня сделать, а завтра уничтожить; я же и брат мой свои части, или же, если бы Дмитрий Петрович согласился нам уступить его часть, то все собрание нами теперь же было бы пожертвовано, т. е. теперь же было бы закреплено за каким-либо учреждением, с тем непременно, чтобы помещено оно было в особом хорошо устроенном помещении. Я попробую сделать ему, т. е. Д. П. Боткину, предложение, но не думаю, чтобы был успех. Сегодня пойду к нему и о результате напишу Вам завтра два слова, а теперь никак не мог передать Вам короче все, что считаю нужным передать. Простите за неразборчивость и помарки, потому что спешу. Как жаль, что мне не пришлось лично с Вами в Петербурге увидаться, может быть, мы с Вами все лучше бы устроили. Я Вас раз видел очень близко, проходя мимо Дома Мин. внутр. дел, когда Вы подъехали к выставке, но не посмел нарушить Ваше инкогнито.
Ваш глубоко искренне преданный П. Третьяков.
Москва, 3 апреля 1874 г.»
На другой день Павел Михайлович снова писал ему: «Вчера я писал Вам, что Д. П. Боткин ни на что другое не соглашается – или разделить пополам, или взять все в полную собственность, без дальнейших обязательств, и что я не знаю, на что решусь. Последнее не верно, я ни на что не могу решиться и не решусь, пока не выскажетесь Вы – единственный, могущий иметь голос в этом деле».
5 апреля он пишет Гейнсу:
«Ваше превосходительство Александр Константинович.
Возвращаясь из Петербурга, Д. П. Боткин сообщил мне, что он купил у Вас коллекцию В. В. Верещагина в полную собственность, но что он может, если я желаю, уступить половину. Я считал это совершившимся фактом, хотя все газеты сообщили, что коллекция продана Третьякову и Боткину. На днях я получил письмо от Василия Васильевича, копию с которого при сем прилагаю. Я писал Вам два раза; в первом говорил, что встречается затруднение в помещении; во втором просил скорее сказать, можно ли надеяться на приобретение коллекции, так как я все придумываю, как бы устроить их помещение; в обоих я разумел не помещение в своем доме, т. е. в квартире: если бы поместить у себя, то для этого нечего придумывать. Безусловно приобретение Дмитрием Петровичем изменило все предположения, но теперь, как Вы увидите из письма Василия Васильевича, дело представляется в совершенно ином свете, и я покорнейше прошу Вас, Ваше превосходительство, поскорее разъяснить это недоразумение. Я с своей стороны совершенно согласен с тем, что В.В. заскобил в своем письме.
С истинным почтением имею честь быть Вашего Превосходительства покорный слуга П. Третьяков.
Я предъявлял Д.П. письмо Василия Васильевича, предлагая исполнить теперь же желание автора, вместе с ним – Д. П. или мне с моим братом, но он на это
