Ленинград сражающийся, 1943–1944 - Борис Петрович Белозеров
Особенности жизни блокадного города отразились и на условиях содержания заключенных, что являлось одной из причин роста числа побегов. Только за период с октября 1941 по 7 марта 1942 г. произошло 229 побегов. Из сбежавших заключенных 87 так и не были найдены. Поскольку бежавшие в основном пополняли преступные группы, нарком внутренних дел СССР 18 июня 1942 г. издал распоряжение № 232 «О вывозе всех заключенных из прифронтовой полосы». На основании того распоряжения большинство заключенных, находившихся в лагерях и исправительно-трудовых колониях, были вывезены из Ленинграда по нарядам ГУЛАГа в другие районы страны[317]. Это снизило возможность увеличения преступных групп в городе. Заключенные с начала войны и до ее конца выпускали военную продукцию, в том числе и боеприпасы. Ими было выпущено 25,5 млн мин типа «М-82» и «М-120»; 35,8 млн ручных гранат и запалов; 92 млн противопехотных мин; 10 тыс. авиабомб; 20,7 млн комплектов спецупаковки; 1,4 тыс. аппаратов КПР комбинированного питания для рации; 500 тыс. катушек для полевого телефонного кабеля; 30 тысяч лодок-волокуш; 70 тысяч минометных лотков; 1,7 млн масок для противогазов; 67 тыс. м ткани, из которой было сшито 22 млн единиц обмундирования, заготовлено 7 млн кубометров древесины и много сырья[318].
Можно критически относиться к труду заключенных, который применялся в военные годы. Но этот труд использовался в интересах сражающегося народа, в интересах защиты родины.
После прорыва блокады в городе был высокий уровень преступности: в первом полугодии 1944 г. было зарегистрировано 41 бандпроявление, а во втором – 29 (по области соответственно 43 и 23)[319]. В первом полугодии 1945 г. было зарегистрировано 13 бандитских проявлений[320]. Кроме того, ОББ активно участвовал в задержании дезертиров, уклонявшихся от службы в армии и на трудовом фронте. Работа была напряженной и сложной. Так, например, только во втором квартале 1944 г. было задержано 834 дезертира, 207 уклонявшихся от призыва в армию и 503 дезертира трудового фронта[321].
Понимая опасность для общества вооруженных дезертиров и их участия в бандитизме, Совет народных комиссаров СССР своим постановлением № 251/51С от 30 мая 1942 г. указывал, что дезертиры Красной армии и Военно-морского флота, уличенные в грабежах, вооруженных налетах и контрреволюционной деятельности, привлекаются к уголовной ответственности по ст. 58‑1‑6 и подлежат заочному осуждению. Члены же семей этих осужденных по вступлении приговора в законную силу подлежат ссылке на 5 лет в отдаленные местности страны[322].
В связи с участившимися случаями хищения имущества, принадлежавшего эвакуированным, исполком Ленгорсовета 3 марта 1942 г. принял специальное решение № 62-4, в котором предусматривались меры по охране имущества граждан, призванных в РККА или вывезенных из Ленинграда. Виновные в краже такого имущества привлекались к уголовной ответственности согласно постановлению Военного совета Ленинградского фронта от 3 марта 1942 г. № 00692 по признакам ст. 59-3 УК РСФСР как за бандитизм, а должностные лица, по халатности которых стало возможным это хищение, при условии корыстной цели – по соответствующим статьям УК РСФСР[323].
Управление милиции обязывало все свои районные отделы иметь точные данные о подлежащих охране квартирах и комнатах по каждому кварталу. В обязанности уполномоченным вменялись регулярные обходы участков, проверка состояния охраны и целостности имущества[324].
Органы милиции, проанализировав уголовные дела, установили, что в общем числе привлеченных за кражи имущества из оставленных хозяевами квартир в 1942 г. являлись: управхозы и дворники – 15 %, родственники потерпевших – 17 %, посторонние – 68 %, но в числе последних преобладали соседи по дому и квартире[325]. Для пресечения тех преступлений в середине 1942 г. органами милиции совместно с советскими и партийными работниками была проведена основательная чистка состава управхозов и дворников[326]. Охрана имущества военнослужащих, эвакуированных и умерших граждан имела важное не только юридическое, но и политическое значение. Естественно, при выявлении краж и хищений имущества из своих квартир квартиросъемщики обращались в советские органы, законно возмущаясь безответственным выполнением органами милиции своих обязанностей, подавали многочисленные жалобы и заявления в суды. В целях профилактики этого вида преступлений в «Ленинградской правде» был опубликован ряд сообщений о приговорах к высшей мере наказания или к 10 годам лишения свободы расхитителей имущества из квартир военнослужащих и эвакуированных[327]. Помимо того, были организованы радиопередачи, посвященные этой теме, проводились совещания с управхозами и дворниками. Успешная ликвидация квартирных краж сводилась не столько к выявлению и раскрытию преступников, сколько к созданию условий, предупреждавших и исключавших преступления.
Благодаря принятым мерам (дежурству у ворот, проверке документов у лиц, приходивших в дом после 23 часов, и т. п.)[328] тот вид преступлений в первом полугодии 1943 г. по сравнению с тем же периодом 1942 г. сократился в шесть раз[329].
Однако, несмотря на все прилагавшиеся милицией усилия, во второй половине 1943 г. некоторые виды преступлений стали совершаться чаще. Это прежде всего мелкие и квартирные кражи. Причем по сравнению с 1942 г. их количество возросло вдвое.
Перед правоохранительными органами встала важная проблема предупреждения детской беспризорности. В условиях первой военной зимы было отмечено немало случаев, когда оставшиеся без родителей дети и подростки оказывались без средств к существованию, совершенно не приспособленными к жизни в блокадном городе. Подростки нередко попадали под влияние уголовных элементов и становились на преступный путь. Подобных сигналов в органы милиции поступало много. 7 января 1942 г. Ленгорисполком принял решение «О мероприятиях по борьбе с детской безнадзорностью», согласно которому создавались 17 новых детских домов (по одному в каждом районе города, а в Октябрьском – два)[330].
Однако в связи с резким увеличением количества таких детей вынуждены были открыть 23 детских дома с общим числом в 5550 человек[331]. К марту 1942 г. число детей
