Петр I - Василий Берг
Провинность была большой и выходила за рамки простого хапужничества, поскольку подобные действия могли спровоцировать бунт, к тому же – на стратегически важных рубежах державы. «Ни в чем по тому делу оправдаться не могу, но во всем у вашего Величества всенижайше слезно прошу милостивейшего прощения», – писал Петру Меншиков.
Перемер земель, проведенный по царскому указу, перерос в противоборство между Меншиковым и Скоропадским, который теперь старался «дожать» светлейшего князя точно так же, как тот прежде «дожимал» гетмана. Петр от конфликта устранился, иначе говоря – негласно поддержал своего фаворита. И только после того, как Скоропадский подал в апреле 1722 года челобитную о почепском деле, Петр повелел: «Учинить решение в сенате следующим образом: то, что дал гетман после Полтавской баталии кн. Меншикову и грамотою жалованною утверждено, быть за ним; а что зверх того примежовано и взято, гетману возвратить и послать нарочного, чтоб то розмежование учинил в правду». Никакого наказания Меншиков так и не понес, а вот другой соратник Петра – вице-канцлер Петр Павлович Шафиров, обвиненный в злоупотреблениях по почтовому ведомству, которое он возглавлял с 1701 года, был лишен чинов с имуществом и приговорен к смертной казни. В последний момент Петр заменил казнь ссылкой, но страху Шафиров натерпелся изрядно: палач взмахнул топором над его головой, но топор вонзился в колоду, и был зачитан указ о помиловании. А с чего все началось? С того, что сенатор Шафиров подверг критике почепинские махинации Меншикова.
В последние годы жизни Петра наиболее влиятельным сановником (то есть стоявшим ближе всех к императору) принято считать кабинет-секретаря Алексея Васильевича Макарова, сына подьячего приказной избы[167] вологодской воеводской канцелярии. Точно неизвестно, когда Макаров начал служить Петру, но в документах 1704 года он упоминается в качестве подьячего государева двора, фактически – личного секретаря царя. С 1710 года Макаров именуется «придворным секретарем», а спустя три года становится «кабинет-секретарем». Названия разные, но суть едина: Макаров ведал не только бумагами императора, но и финансами, и различными государственными делами, начиная со строительства царских дворцов и заканчивая отправкой дворянских детей на обучение в Европу. О том, каким весом пользовался секретарь при дворе, можно судить хотя бы по обращению к нему других сановников. «Мой благодетель Алексей Васильевич, здравствуй», – пишет Федор Апраксин. Яков Брюс называет Макарова «Государь мой, Алексей Васильевич», а свояк Петра Борис Иванович Куракин пишет: «Мой господин, Алексей Васильевич!». Макаров не только секретарствовал, но и решал от имени государя некоторые вопросы. Известно, что характер у Петра был вспыльчивым, «неровным», поэтому большое значение имел момент доклада царю о тех или иных событиях. Многие корреспонденты просили Макарова «донести его царскому величеству» «усмотря случай» или «во благополучное время».
Когда в ноябре 1716 года во время шторма в Ревельской гавани разбились линейные корабли «Антоний Падуанский» и «Фортуна», Меншиков написал об этом Петру, сопроводив горькую весть словами: «И мы сему элементу противиться не можем (к чему можно взять за экземпель случай одного короля испанского, который увидав, что с 300 кораблей его отправленных против голландцев штормом разбило), такой ответ учинил: “Я де отправил оной флот против неприятеля, а не против Бога и элементу”».[168] Макаров подал письмо царю «во благополучное время», и Петр не стал наказывать виновных-причастных, а только ограничился замечанием: «Храни Боже! все наши дела ниспровергнутся, ежели флот истратится. А что пишете слово пример Короля Гишпанского, только вы забыли написать конец его речи, что имею еще другой флот в сундуках». Так что даже всесильный Меншиков, человек весьма спесивый и мнящий себя много выше остальных сановников, считал необходимым оказывать уважение кабинет-секретарю. Упомянутое выше Почепское дело было «спущено на тормозах» при непосредственном участии Макарова.
Отличительной чертой Макарова было умение лавировать и находить компромиссы даже там, где, казалось, найти их невозможно. Удивительно, но за свое более чем двадцатилетнее секретарство Алексей Васильевич не ввязался ни в один придворный конфликт и не нажил ни одного явного врага (во всяком случае, нам о таковых неизвестно). В правление Екатерины Макаров приобрел такой вес, что его можно было считать фактическим правителем государства (Екатерина больше умела царствовать, нежели править).
Макаров принимал активное участие в подготовке всех важных документов, издававшихся с 1704 года, в том числе и «Табели о рангах», наиболее известного документа петровской эпохи, для создания которого был обобщен и переосмыслен опыт многих зарубежных стран. Первый проект «Табели» представил Петру Андрей Иванович Остерман, взявший за основу расположения чинов придворную службу, как это обычно делалось в европейских странах – на придворной иерархии выстраивалась система чинов государственной (гражданской) службы. Военные чины Остерман в свой проект не включил, но Петр исправил это упущение и сделал их основой «Табели». Иначе и быть не могло, ведь военную службу император считал основной. Изначально высшему воинскому чину генерала-фельдмаршала не соответствовал никакой гражданский чин, но сенаторы, которым петровский проект был представлен на обсуждение, смогли уговорить царя перевести чин канцлера, высший для гражданской службы, со второй ступени на первую, поскольку «в регламентах о рангах: во французском, в дацком, в аглинском канцлер, а во Швеции из сенаторей старшей королевской советник написаны в первой классе». О том же писал Петру и Федор Апраксин, просивший «пожаловать чин государственного канцлера с первыми чинами перваго класса, дабы з другими дворами было согласно». Причина крылась не в слепом подражании Европе, как можно сразу подумать, а в статусе первого чиновника державы, представителя России на международной арене. При всей своей авторитарности, иногда переходившей в самодурство, Петр всегда прислушивался к хорошим советам и не находил зазорным следовать им. В конечном
