Илья Либерман - Война глазами фронтовика. События и оценка

Пятого октября план обороны страны доложили Сталину. После знакомства с ним он произнес: «Мне не совсем понятна установка Генерального штаба на сосредоточение усилий на Западном фронте. Мол, Гитлер пытается нанести главный удар по кратчайшему пути на Москву… Думаю, однако, что для немцев особую важность представляет хлеб Украины, уголь Донбасса. Теперь, когда Гитлер утвердился на Балканах, тем более вероятно, что он будет готовить основной удар на юго-западном направлении. Прошу Генеральный штаб еще подумать и доложить план через десять дней…»

Четырнадцатого октября переработанный план обороны вновь доложили Сталину. Все его пожелания были учтены полностью, а это означало коренную переориентировку основных усилий вооруженных сил. Главное направление основного удара стали ждать в соответствии с планом на юго-западном направлении. Как показали дальнейшие события, это было ошибочное решение.

Одновременно с переработкой плана по указанию Сталина в Генеральном штабе готовили концептуальный документ: «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных сил на Западе и Востоке на 1940–1941 годы». В соображениях правильно определялось, что главной опасностью является Германия, но на практике его по многим причинам не удалось реализовать.

Основной ошибкой этого же рода, приведшей к поражению советских войск в первые годы войны, было отставание в нашей стране военной науки. Она отрицала и подвергала критике различные зарубежные военные теории, которые делали ставку на «молниеносную войну». Во второй половине тридцатых годов вопросы стратегии все больше считались прерогативой высшего руководства в лице Сталина. Необоснованные репрессии вообще приостановили развитие стратегической теории. Многие интересные концепции были объявлены чуждыми, вредительскими.

Большим просчетом Ворошилова, как наркома обороны СССР, была недооценка роли танков и переоценка роли кавалерии в будущей войне. В качестве основополагающей стратегической задачи выдвигалась такая стратегическая установка: упорной обороной на госгранице на базе полевых укреплений не допустить вторжения противника на нашу территорию, обеспечить время для мобилизации, затем мощными контрударами отразить наступление противника, перенеся боевые действия на его территорию. Предполагалось, что наши главные силы вступят в действие не раньше чем через две недели. Ни «Соображения», ни готовившийся план не уделили должного внимания стратегической оборонительной операции. Ее положения и параметры не были определены. Фактически исключалась возможность прорыва крупных сил противника на большую глубину.

Когда на одной стратегической игре опробовали такой вариант, Сталин ядовито заметил: «Зачем культивировать отступательные настроения? Вы что, планируете отступление?»

По признанию Сталина, единственным объяснением были «внезапность и вероломство немецкого нападения». Правда, впоследствии, хотя вначале об этом в объяснении не упоминалось, он признал, что со стороны СССР были допущены «некоторые ошибки». По моему мнению, уже в первом слове этого утверждения допущена неточность, так как в действительности российская сторона знала о неизбежности войны, но обе стороны боялись, очевидно, как бы ни обмануться в определении дня нападения и его не прозевать.

В конце концов можно считать, что Гитлер перехитрил Сталина и обвел его вокруг пальца, как несмышленое дитя. Несмотря на все принятые обязательства советско-германского пакта о ненападении сроком на 10 лет.

Во всех армиях мира военачальники считали, что танки можно использовать только так, как они применялись в Первой мировой войне, то есть в качестве поддержки пехоты, которая передвигалась пешком.

По этой причине лучшие тяжелые танки союзников, вроде британской «Матильды», обладали значительной огневой мощью и толстой броней, но двигались со скоростью не быстрее чем обычный пехотинец.

Советская стратегия боевого использования танков основывалась на опыте их применения в Первую мировую и Гражданскую войны. Тогда танки должны были сопровождать пехоту и конницу и уничтожать мешающие их продвижению пулеметы. Позднее появилась еще задача уничтожения артиллерийских позиций. Но в любом случае деятельность танков ограничивалась непосредственной целью организации прорыва фронта противника на всю его глубину. Впрочем, эта глубина предусматривалась не более 10–12 км. Одни танки должны были поддерживать наступающих пехотинцев, другие — прорываться к позициям артиллерии и уничтожать их, прекращая град снарядов. Еще одной задачей танков должна была стать борьба с подобными себе танками, то есть отражение танковых контратак противника в ходе прорыва линии его обороны.

В российской военной литературе вопрос особой роли танков после взлома обороны противника никогда не рассматривался. Советская военная наука также отрицала эффективность молниеносной войны и базировалась на принципе, что всякое нападение на Советский Союз завершится полным разгромом врага на его собственной территории.

Следует отметить, что перед войной наши танковые войска организационно состояли только из механизированных корпусов. Существовавшие у нас до лета 1940 г. отдельные танковые части (войсковые и РГК) были ликвидированы, кроме танковых полков кавалерийских дивизий. Таким образом, был нарушен правильный принцип использования танков, наряду с танковыми и моторизованными соединениями предназначенных для выполнения самостоятельных задач, также наличие отдельных танковых частей для совместных действий с пехотой.

Первый же год войны указал на ошибочность реорганизации в 1940–1941 гг. и вместе с тем подтвердил правильность общего направления организации советских танковых войск в 30-е годы.

Боевой опыт первых танковых сражений показал, что боеспособность механизированных корпусов западных приграничных военных округов в силу их недостаточной укомплектованности личным составом, слабой сколоченности частей, соединений, штабов, низкой степени оснащенности новой боевой техникой, автотранспортом, вспомогательными машинами и нехватки боеприпасов была весьма ограниченной. Они оказались громоздкими, маломаневренными, трудно управляемыми и легкоуязвимыми для вражеской авиации.

Наряду с этим тяжелые условия, создавшиеся в первые дни войны для боевых действий советских танковых войск, привели к большим потерям танков. Небольшое количество оставшихся танков в условиях оборонительных боев использовалось лишь в тесном взаимодействии со стрелковыми соединениями.