Борис Вадимович Соколов - Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»

Врач Калининградской психиатрической больницы Анатолий Шварцев рассказывал, как всем миром доставали тогда для Высоцкого наркотики: «Обычная доза – два кубика морфия с промедолом, уже не давала результата. Высоцкому перед концертами вводили 12 кубиков сразу. Запасы наши больничные были невелики, и учет наркотиков велся строго. Поэтому были мобилизованы ресурсы и нашей, и областной, и портовой больницы, и медсанчасти… Санкции на это никто не давал, это была акция доброй воли. Высоцкого слишком любили, чтобы осуждать…

Кстати, после своего второго концерта Владимир Семенович побывал у меня дома в гостях. И похвастался: «Я, Григорьич, в рот спиртное не беру, а сижу вот на игле. 12 кубов – и 4–5 часов могу работать». А я ему: «Лучше, Володя, это дело, чем на игле».

Когда приезжал Высоцкий, врачи, как кажется, напрочь забывали клятву Гиппократа и действовали вопреки заповеди «не навреди».

В Калининграде у Высоцкого уже вовсю развились галлюцинации. Живший вместе с ним в трехкомнатном «люксе» Николай Тамразов вспоминал: «При мне у него была однажды – как бы это назвать – удивительная ситуация… Бреда?.. Удивительного бреда. Я уже говорил, что мы жили в одном номере. Володя лежит на кровати, нормально со мной разговаривает, потом вдруг говорит:

– Ты хочешь, я тебе расскажу, какой чудак ко мне приходит?

– Ну давай.

Нормальный разговор: вопросы – ответы… И вдруг  – это…

– А что тебе рассказать? Как он выглядит?

– Ну расскажи, как выглядит.

Володя кладет голову на подушку, закрывает глаза и начинает рассказывать… Какие у него губы, какой нос, какой подбородок…

– Ну как – хороший экземплярчик меня посещает?

Совершенно спокойно он это говорит. Потом я попросил продолжения. Мне было интересно: он фантазирует или это на самом деле? Непонятно, как это происходит. Я закрою глаза – и могу надеяться только на свою фантазию. А он – видел! Через некоторое время спрашиваю:

– А «этот» еще не отстал от тебя?

– Сейчас посмотрим.

Снова закрывает глаза и продолжает описывать с той точки, на которой остановился. Володя мог с «ним» разговаривать!

– Сейчас он мне говорит… А сейчас спрашивает…

Открывает глаза, и мы продолжаем разговор. Про уход из театра, про желание создать театр авторской песни. Идет нормальное развитие темы… Я снова его спрашиваю:

– А «этот» где?

Володя лежит на боку, теперь ложится на спину, закрывает глаза.

– Здесь. Порет какую-то ахинею.

Один раз я это видел…»

Вот это – настоящий «черный человек», но никакой не домуправ и не офицер. В моменты наркотического бреда, как раньше – бреда алкогольного, все темное поднималось со дна души барда и складывалось в образ мифического собеседника.

Дело в том, что в 1979 году Высоцкий пишет одну из своих наиболее мрачных и самых исповедальных песен:

Мой черный человек в костюме сером!..Он был министром, домуправом, офицером,Как злобный клоун, он менял личиныИ бил под дых, внезапно, без причины.

И, улыбаясь, мне ломали крылья,Мой хрип порой похожим был на вой,И я немел от боли и бессильяИ лишь шептал: «Спасибо, что живой».

Я суеверен был, искал приметы,Что, мол, пройдет, терпи, все ерунда…Я даже прорывался в кабинетыИ зарекался: «Больше – никогда!»

Вокруг меня кликуши голосили:«В Париж мотает, словно мы в Тюмень, —Пора такого выгнать из России!Давно пора, – видать, начальству лень».

Судачили про дачу и зарплату:Мол, денег прорва, по ночам кую.Я все отдам – берите без доплатыТрехкомнатную камеру мою.

И мне давали добрые советы,Чуть свысока похлопав по плечу,Мои друзья – известные поэты:Не стоит рифмовать «кричу – торчу».

И лопнула во мне терпенья жила —И я со смертью перешел на «ты»,Она давно возле меня кружила,Побаивалась только хрипоты.

Я от суда скрываться не намерен:Коль призовут – отвечу на вопрос.Я до секунд всю жизнь свою измерилИ худо-бедно, но тащил свой воз.

Но знаю я, что лживо, а что свято, —Я это понял все-таки давно.Мой путь один, всего один, ребята, —Мне выбора, по счастью, не дано.

Здесь все проблемы поэта-творца сводятся к проблемам социальным. Ему ломает крылья правящая бюрократия. Для него открыт весь мир, но закрыта дорога к официальному признанию поэтом. За это, да еще возможность свободно творить на родине, без цензуры, он готов отдать все приобретенные блага, но сам прекрасно понимает невыполнимость подобной мены.

В отличие от «Черного человека» Сергея Есенина, где поэт прямо признается, что «осыпает мозги алкоголь», в песне Высоцкого нет прямых отсылок к терзавшим его недугам – алкоголизму и наркомании. Владимир Семенович тщательно скрывал их от широкой публики и понимал, что в этой песне слушатели будут в первую очередь отождествлять лирического героя с автором. Впрочем, об алкоголизме Высоцкого к тому времени слишком хорошо знала уже вся страна. А вот наркоманию ему и его окружению удалось скрывать до самой смерти. Однако косвенный намек на то тяжелое физическое и психическое состояние, в котором находится Высоцкий, содержится в строках о том, что «лопнула во мне терпенья жила, и я со смертью перешел на «ты». Такой переход он связывает исключительно с социальными моментами, с завуалированными преследованиями со стороны властей, с тем, что ему постоянно «перекрывали кислород». Все это в его жизни было и, конечно же, самым негативным образом влияло на мироощущение Высоцкого и его психическое состояние. Но тут сказалась и извечная русская привычка возникающие трудности и проблемы считать порождением исключительно внешних обстоятельств, а не каких-то собственных недостатков и ошибок. Высоцкий, думаю, был искренне убежден в том, что пить и колоться он начал исключительно из-за тягот советской жизни. В то время алкоголизм воспринимали не как генетически обусловленную болезнь, а только как социальную проблему, присущую прежде всего эксплуататорскому обществу. В СССР алкоголизм официально считался одним из «родимых пятен» капиталистического общества и подлежал полному искоренению по мере продвижения к коммунизму. С этим, однако, никак не сочеталась финансовая политика советской власти, основанная, среди прочего, на «водочном» наполнении бюджета. Водка и другие алкогольные напитки оставались немногими относительно бездефицитными товарами в СССР. Ее, по крайней мере в городах, можно было достать практически всегда. Периодически проводимые довольно вялые антиалкогольные кампании успеха не имели и разбивались о железную необходимость получать все большие доходы от торговли алкоголем. Возможно, тут был и еще один скрытый замысел – с помощью пьянства отвлечь народ от трезвого осознания причин жизненного неблагополучия. Вернее сказать, власть, с одной стороны, хотела бы, чтобы народ меньше пил и лучше, производительнее работал, а с другой стороны, больше покупал водки, субсидируя гонку вооружений и прочие государственные расходы, и меньше думал о причинах собственной бедности и бесправия. Это противоречие разрешалось таким образом, что лозунг трезвого образа жизни так и оставался лозунгом, а наращивание потребления водки и другого алкоголя стало суровой реальностью.