Александр Ступников - Отражения

— Так мы и живем, — поясни пакистанец, — платим по десяток долларов за «ходку» к девушкам. И все довольны.

Я не стал его спрашивать о СПИДе. В условиях сверхреальной экономики общие вопросы выглядят несерьезно и наивно. А это значит — опасно. Наивность в этом мире — как кровь для акул.

За полночь на первый этаж сползаются бабочки из всех мыслимых стран мира: из континентального Китая, Филиппин, Таиланда, Непала и даже Нигерии. Они стоят, как манекены и, в отличие от коллег, пасущихся у дорогих отелей, одеты довольно скромно.

Впрочем, я никогда не мог и раньше отличить женщину приличную от неприличной. А сегодня — тем более.

Правда, кроме одежды, девочки у Меншонс отличаются от подружек у «Риц» или «Амбассадора», пожалуй, главным. У них нет бумаг о праве на легальное пребывание в стране.

По неофициальным, разумеется, данным в Меншонс до пяти борделей, размещенных в десяти комнатах. Это для позволяющих себе индивидуальное обслуживание. Каждая комната не может быть занята больше, чем 20 минут. Время засекает вышибала, который поддерживает порядок в круглосуточной очереди, состоящей из таких же нелегалов — туристов, как и «леди».

Если вы, спускаясь по одному из вечно перегруженных лифтов Меншонс, захотите избежать липких взглядов подозрительных попутчиков и отвернетесь к стене, то, вполне возможно, увидите объявление полиции о том, что в колодце двора квартала найдена девятимесячная девочка, пролежавшая там два дня. С витринных улиц такое не видно.

Вообще, эта достопримечательность и одновременно дно Гонконга было воздвигнуто во время строительного бума начала шестидесятых годов прошлого века. Пять цементных семнадцатиэтажных блоков были даже какое-то время самыми большими небоскребами города. Лучшего места для уголовщины и найти нельзя. Здесь 600 отдельных частных жилых секций, разбитых на комнаты. В свое время в квартале жили приезжающие на отдых от войны во Вьетнаме американские солдаты. После них и остались постоянные бордели.

Затем, индийские и пакистанские торговцы стаи вкладывать деньги в маленькие магазинчики на первом этаже — это же центр великого города. Отделы квартала заселяются по расовому признаку — чтобы избежать межнациональных трений. Есть здесь и родившиеся, и уже подросшие в Меншонс дети.

Китаец, хозяин небольшого отеля с удивительной по своей наглости рекламной надписью «Почти каждая комната в моем доме имеет вид на море» надеется разбогатеть. Его кухня одновременно и камера хранения, и склад. Ночью он и его жена спят здесь же.

— Надо, чтобы ушли индийцы и тогда мы, китайцы, начнем зарабатывать свое, — говорит он. Что бы ни говорили, а конкуренция, на самом деле, никому не нужна. Лучше цены и правила диктовать монополисту. Даже здесь. Поэтому китаец недолюбливает индийца. Похоже, взаимно.

Русских в Гонконге можно встретить без труда. Как правило, организованных туристов.

— Смотрю на эти цены как баран, — сказала вдруг стоящая у витрины женщина своему спутнику.

— А вы делите округленно и получите цену в американских долларах, — на свою голову посоветовал я. Они в ответ молча одарили таким взглядом, что я чуть было не полез за удостоверением личности.

В большинстве магазинов туристической части города вы не увидите ценников на товарах. Это для того, чтобы прикинув вашу платежеспособность «по одежде», загнать ее на европейские пределы. Один из наиболее распространенных методов местного обмана состоит в том, что вам могут предложить разумную цену, скажем, на фотокамеру, а затем безбожно ободрать на необходимых к ней причиндалах вроде ремня, батареек или футляра. Могут и подсунуть аккуратную подержанную технику вместо новой. Или продадут без гарантийного талона. Или старую модификацию — за новую. Здесь не исключено, что продавец с любезной улыбкой предложит завернуть купленный товар в подсобке или принести «такой же», но запакованный, как кот в мешке. Потом, дома, можно недосчитаться ценных деталей или частей.

Для мелких торговцев этот город — проходной двор. Тем более, что большинство здешних туристов — транзитные.

Но, покидая Чанкинг Меншонс, всего в полусотни метров, начинается совсем другой мир — на центровке Натан-роуд, среди безликой праздной толпы и блестящих магазинов. И вы почувствуете себя человеком, который посмотрел этот сумасшедший и прекрасный город: с его пиком Виктории и парком тысячи Будд, небоскребами Кулуна, где тротуары движутся над землей и Меншонс, где тоже как бы жизнь.

Главное, без тараканов в голове. А в остальном — все равно от них никуда не деться.

Русские иудеи пустыни

Это уникальное место расположено в Иудейской пустыне, недалеко от библейского Иерихона — как полагают, самого древнего города на Земле. Иерихон отсюда я не разглядел — это уже Палестинская автономия, с которой по пустыне нет зримой границы. Холмистый простор — не более.

Но здесь, среди земли и голубого неба, раскинулся оазис единственного в Израиле поселения, где сегодня компактно живут русские без кавычек.

Русские иудейского вероисповедания.

Когда-то это место застроили еврейские поселенцы, создали свое сельскохозяйственную коммуну — кибуц. С общей столовой, детсадом, «общаком» вместо зарплаты, такая единственная в мире воплощенная коммунистическая идея. Но на каменистой земле пустыни ничего не вырастишь и это была скорее точка, застолбившая территориальное присутствие. Со временем, когда кибуцы, особенно нерентабельные, стали распадаться люди отсюда уехали. Остался только военный блокпост. К восьмидесятым годам прошлого века это место «законсервировали», построенные дома разрушались и пришло запустение.

Но тут и появились в Иудейской пустыне русские. А точнее, русские иудеи и Ури, или «в прошлой жизни» Юрий.

Он и начал пробивать идею «своего» поселения.

На самом деле эта идея была для Ури не нова. Его родители и единоверцы принадлежали к общине русских иудеев на Северном Кавказе и лелеяли мечту о совместном труде. Они и создали первый и, возможно, единственный в Советском Союзе кибуц еще в начале шестидесятых годов. Вместе ели, вместе молились, вместе соблюдали субботу и еврейские праздники, вместе работали на лесозаготовках, откладывая и распределяя все через общую кассу. Понятно, что в стране, строящей коммунизм, такие наглядные личные примеры коммунистического сегодня были не нужны. А главное, эти люди, и без того, жившие вне общества, в своем мире, как бы открыто противопоставили себя государственной машине.

Они продержались довольно долго: с 1961 до 1967 год. Пока где-то далеко, на Ближнем Востоке, не разразилась шестидневная война и великая сверхдержава вдруг, по-настоящему, вспомнила про Израиль и борьбу с сионизмом в любых его проявлениях.