Г. Тринчер - Рутгерс

Но оказалось, что наши рабочие крепко привязались к коровам. Жены и дети тоже сказали свое слово. В конце концов рабочие еще недавно были крестьянами, привыкли летоv пасти своих коров, считая это чудесным отдыхом после работы в шахте. Короче, нам пришлось отказаться от нашего мероприятия.

Это было для нас хорошим уроком практического применения демократии. Правда, мы соблюли все условия: на собрании наше предложение подробно и честно обсуждалось и был принято огромным большинством голосов. Казалось, интересы предприятия и рабочих полностью совпали. Разве нельзя было при таких обстоятельствах совершить некоторое насилие, издав приказ, запрещающий держать коров на территории предприятия?

По законам формальной демократии — да!

По законам демократии масс — нет!

Оказалось, что воля народа не всегда совпадает с бюллетенем голосования. К счастью, мы были достаточно умны, чтобы посчитаться с этой волей и не настаивать на принятом решении. Жизнь отвергла его. Мы подождем. Пока демократическую победу одержали коровы, они остались. Но настанет время, они освободят нам поле действия и как свободные коровы завоюют себе в образцовом хозяйстве Кингери лучшие условия».

Работа комиссии СТО по обследованию дел на предприятиях АЙК Кузбасс началась. Самым сложным оказалось то, что большинство ее членов были специалисты-инженеры из разных московских организаций и ведомств, в прошлом работники «Копикуза», явные враги колонии. Они быстро объединились под руководством уполномоченного Госплана Шалдуна, по его собственному признанию, сочувствовавшего меньшевикам.

Однако председателю комиссии Растопчину удалось разгадать их планы, разоблачить их попытки ввести в заблуждение правительство.

Одним из членов комиссии был представитель ЦК союза горнорабочих Котин. Растопчин ввел в нее еще представителя сибирского союза горняков, старого шахтера, коммуниста, хорошо знавшего угольную промышленность Кузбасса, Сибревком представлял горный инженер Фомичев, много лет проработавший в США. В комиссии создалось крепкое партийное ядро.

Но инженеры-специалисты настойчиво гнут свою линию. На заседаниях комиссии в Кемерове они ведут наступление развернутым фронтом. Роли среди них четко распределены.

— Кокс, который выдает химический завод, не годится для наших уральских домен. Его прочность недостаточна. Испытания на барабане дали пять-шесть пудов вместо требуемых двенадцати.

— Кемеровские коксовые печи дают недостаточно газа для электроцентрали. Электроэнергии не хватит для питания новых предприятий.

Шалдун заканчивает тяжким обвинением:

— Административное руководство АИК деспотично, работает неправильно, оно совершенно неспособно возглавить новые, дополнительные объекты.

Роли были распределены, но каждое выступление заканчивалось одинаковым рефреном — Южные шахты и Гурьевский завод должны по-прежнему оставаться в Кузбасстресте.

В то время как недруги колонии твердили свое, Растопчин получал информацию от низовых работников.

Немецкий коммунист инженер Борель тайно передал ему точную копию из журнала барабанных проб, о которых говорилось на комиссии.

Пробы состояли в следующем. В полый цилиндр, состоящий из железных прутьев (барабан), засыпается кокс. При быстром вращении кокс мельчится, и маленькие куски его вылетают через отверстия между прутьями. После известного числа вращений оставшийся в барабане кокс взвешивается. Этим весом определяется прочность кокса.

«5–6 пудов», — утверждают инженеры. А в руках у Растопчина подлинные сведения: средняя крепость кемеровского кокса по журналу барабанных проб, где были зафиксированы результаты 57 испытаний, равняется 10 пудам и удовлетворяет требованиям Урала. Только 9 проб кокса, полученного при опытах с новыми смесями углей, дали 5–6 пудов. И только на эти 9 проб ссылались бывшие инженеры «Копикува».

— Вы ведете нечестную игру, — показывает им Растопчин выписку из журнала барабанных проб.

Подобного разоблачения инженеры не ожидали, это был прямой удар. Уполномоченный Госплана Шалдун быстро перестраивается:

— О, барабанная проба устарела. Она не имеет особого значения.

А как обстояло дело с количеством газа, которого якобы недостаточно давали коксовые печи?

Растопчин и Фомичев и здесь сами проводили обследование. Два немецких рабочих-колониста, работавших при газгольдерах, дали точные сведения о добыче и запасах газа.

— А это верно, товарищи, что ваш завод дает мало газа? — спросил Растопчин.

Один из рабочих, бывший социал-демократ, ответил:

— Тут его столько, что можно взорвать всю германскую социал-демократию.

Шаг за шагом комиссии удается установить лживость обвинений, направленных против АИК. Больше того, имеются материалы, говорящие о прямом противодействии созидательной работе колонии. В своем заявлении на имя комиссии Себальд пишет: «1. Во время принятия нами предприятия мы не получили никаких планов сооружения химического завода. В течение долгого времени, несмотря на наши многократные просьбы, планы эти нам управлением Кузбасстреста не передавались. Инженер Лоханский, бывший директор химзавода, заявлял, что планов у него не имеется…

В апреле месяце к нашему представителю в Ново-Николаевске тов. Лосьеву явился бывший управляющий Кемеровским районом и бывший управляющий делами Кузбасстреста Ангевич, который заявил ему, что инженер Лоханский при отъезде из Кемерова передал ему на сохранение пачку бумаг. Эта пачка бумаг находится у Ангевича больше года, так как Лоханский, уехав на юг России, не требовал ее. Теперь (в апреле месяце) Ангевич, при переезде из одной квартиры в другую, распечатал эти бумаги и обнаружил там планы химзавода. Ангевич просил у Лосьева разрешения возвратить их, так как «совесть не позволяла ему больше хранить их у себя». Тов. Лосьев, конечно, планы эти (свыше 100 штук) принял.

Характерно при этом отметить, что Ангевич просил у т. Лосьева дать обещание за т. Рутгерса ничего не предпринимать против Лоханского и его, Ангевича, за сокрытие этих планов от заводоуправления в течение свыше года…

Этот факт дает нам возможность предполагать, что имеются еще планы, проекты, лабораторные испытания, разведки и другие весьма ценные материалы относительно Кемеровского района и химического завода, до сих пор скрытые от АИК Кузбасс… Кой-какие материалы относительно Кемерова мы видели в Кольчугинском рудоуправлении, но не могли их получить, несмотря на наши неоднократные просьбы и на обещания возвратить их нам…