Ивлин Во - Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневников 1911-1965
Четверг, 7 сентября 1939 года В газетах как-то вдруг стало совершенно нечего читать. Письмо от лорда Перта; пишет, чтобы я ждал указаний. Власти окончательно помешались на затемнении. Бампер машины закрасил белилами, черной краской – фары. Приходили смотреть дом.
Воскресенье, 17 сентября 1939 года <…> Последние дни очень тягостны. Все идет к тому, что Великобритании будет нанесен совместный удар Россией, Германией и Японией, а возможно, и Италией; Франция будет перекуплена, Соединенные же Штаты будут сочувственно наблюдать за происходящим из-за океана. Если бы мне не надо было копаться в саду, умер бы со скуки.
Понедельник, 25 сентября 1939 года Монашки доминиканского ордена подтвердили: берут наш дом с первого октября. Весь день готовлю сад и дом. Газеты смакуют захват русскими польских земель на востоке, как будто для наших союзников, которых мы призваны защищать, это более тяжелый удар, чем наступление немцев на западе. На довод итальянцев, что мы, дескать, сами себя наказали, не объявив войну России, ответить нечего.
Вторник, 26 сентября 1939 года Явились две монашки: сестра Тереза, ее мы уже видели, и еще одна – повариха, робкая и болезненная. Не успели прийти, как тут же стали добиваться дополнительных выгод: позвольте нам въехать не в воскресенье, когда мы начнем платить аренду, а в пятницу; дайте до воскресенья двум нашим сестрам пожить бесплатно; давайте мы купим у вас ваши запасы не по розничной, а по оптовой цене и т.д. Телефонный звонок: у епископа возникли трудности, и сделка в самый последний момент может сорваться. Крайне утомительные посетительницы.
Лондон,
вторник, 17 октября 1939 года
Ездил в Адмиралтейство – работает как часы. Видел Флеминга [319] ; сообщил мне, что в ближайшее время мои шансы получить назначение невелики. При этом обнадежил: «Вы в моем списке». Из Адмиралтейства – в Министерство обороны, где царит полная сумятица. Центральный коридор – как железнодорожный вокзал во время отпусков. Безостановочно снуют мужчины и женщины в форме и в штатском. Нескольких офицеров, точно носильщиков, со всех сторон забрасывают вопросами. Один офицер сообщил мне, что единственный способ попасть наверх – выйти на улицу и, позвонив по телефону, заручиться пропуском. Так я и поступил: звонил и одновременно стригся. Принял меня какой-то безумный юнец, представившийся капитаном Веррекером. Просидел у него в кабинете полчаса, присматриваясь к работе его департамента. Кроме капитана в комнате еще двое. За это время не было ни одного телефонного и нетелефонного разговора, где бы речь ни шла либо о потерянных документах, либо о нарушении телефонной связи. Потерялось, кстати сказать, и мое письмо тоже. И вот наступил драматический момент:
– Представитель северного командования у телефона. – Сказано в состоянии крайнего возмущения.
Симпсон расхаживает в штатском, да к тому же еще в нарукавниках.
Выяснил, что работы для меня нет, и пошел в «Сент-Джеймс», где съел полдюжины устриц, половинку тетерева, целую куропатку и персик и выпил полбутылки белого вина и полбутылки «Поне-Кане» 1924 года. С этого момента день пошел по восходящей. Вечеринка с коктейлями у Майкла Росса. Затемнение и в самом деле чудовищно; только и разговоров об уличных происшествиях: ночной сторож в «Сент-Джеймс» рухнул с крыльца, любовница Сирила Коннолли охромела, и теперь Сирилу ничего не остается, как вернуться к жене. <…>Пикстон-парк,
среда, 18 октября 1939 года
Отправился к Валлийским гвардейцам, где два чудесных офицера весьма преклонных лет провели со мной собеседование и меня приняли. Говорят, что через полгода смогут мне что-нибудь предложить. Немного успокоившись, вернулся в Пикстон, где был встречен свежей порослью вшей.Суббота, 21 октября 1939 года
Письмо от Валлийских гвардейцев: их список пересмотрен, и я в него не вошел. Моя первая мысль: в Министерстве обороны есть кто-то, кто меня недолюбливает. Вторая мысль: полковник Литэм по своей мягкосердечности раздает назначения налево и направо, за что получил выговор. В любом случае больше мне рассчитывать не на что. Вечером испытал на себе новое снотворное зелье, изобретенное местным эскулапом. Впоследствии эскулап признался, что давал его женщинам, у которых начинались родовые схватки.
Спал хорошо, но проснулся на пределе отчаяния.Отель «Истон-Корт», Чагфорд,
понедельник, 23 октября 1939 года
Проснулся в еще более подавленном состоянии, чем накануне. Осмотрев Лору, доктор сказал, что ребенок родится через месяц. Поэтому решил уехать в Чагфорд в надежде закончить (или почти закончить) роман до того, как придется забирать Лору из Пикстона. Поехал поездом. <…> Отель пуст, если не считать нервной, очень приветливой пары; они так часто заводят разговор про евреев и беженцев, что, должно быть, сами евреи.Вторник, 24 октября 1939 года Писал все утро. Вторая глава уже на что-то похожа, главное же – полно идей. После обеда долго гулял в одиночестве. А потом немного работал опять.
Среда, 25 октября 1939 года Днем восьмимильная прогулка. Абсурдное письмо в «Таймс» Герберта Уэллса. Предлагает сочинить новую Декларацию прав человека, что, во-первых, глупо, во-вторых, вредно. Дает банальные практические советы вроде «Никакой касторки», пишет о необходимости создать Хартию туриста, в основе которой «бережное отношение к природе».
Пятница, 27 октября 1939 года Работалось хорошо. Идут разговоры о немецком вторжении.
День Всех cвятых, 1939 год
Дождь идет не переставая третий день, и, как следствие, роман пишется хорошо, а сплю плохо. Проснувшись сегодня утром, сказал себе: «Ну вот, спал же!» Взял рукопись романа с собой в спальню из страха, как бы ночью она не сгорела. По правде сказать, так им увлекся, что впервые с начала войны не ворчу, что не попал в армию. А раз так, назначение получу в самое ближайшее время, не иначе.
Говорят: «В прошлой войне генералы усвоили урок, поэтому на этот раз массовой резни не будет». Спрашивается, а как добиться победы без массовой резни?Пятница, 17 ноября 1939 года
Дважды побывал у Лоры в Пикстоне, воспользовавшись отъездом Мэри и Габриэл в Лондон. Ели в гостиницах по соседству: плохо – в «Карнавроне», лучше – в «Лэме», лучше же всего – в пансионе «Грин», где запах, как в трущобах, а стулья – подлинный «Чиппендейл». Останусь здесь до родов. Добился, что в Министерстве обороны мне присвоили номер в Специальных резервных войсках; кроме того, вторично подаю заявление в лейб-гвардию. Благодаря ходатайству Уинстона Черчилля, Бракена и бывшего генерал-адъютанта мне прислали из морской пехоты анкету, в чем раньше отказывали. Так что, вполне возможно, еще повоюем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
