Александр Филиппов-Чехов - Александр фон Гумбольдт. Вестник Европы

На материке Америки в испанских колониях число негров было весьма незначительно, но зато на Антильских островах место краснокожих, совершенно там исчезнувших, заняли негры, по преимуществу в качестве невольников, хотя между ними встречались и свободные. По исследованиям Гумбольдта, первые негры числом не более 300 человек были переселены туда в 1521 г. Португальцы гораздо более старались об этом переселении, чем испанцы. Во все продолжение XVI столетия торговля неграми не была свободна, составляя завидную, мало соответствующую христианскому учению, привилегию, дававшуюся королевской властью. В 1790 г. торговля эта была объявлена свободной; в 1817 г. она была запрещена на север от экватора, а в 1820 г. – совершенно. По исчислению Гумбольдта, число чернокожих, привезенных с 1670 по 1825 г. на Антильские острова, простиралось до 5 миллионов; а число живших в этом последнем году на всем Архипелаге не достигало и 2 Ѕ миллионов. Сделав подробное исчисление жителей по породам – белых, краснокожих, мулатов, негров, и потом по состояниям – свободных и невольников, на Кубе, Ямайке, Антильских островах, Северо-американских Штатах, Бразилии, Гумбольдт пришел к заключению, что в случае борьбы между породами на Кубе числительное превосходство белых (46%, а с мулатами и свободными неграми и краснокожими – 64%) обеспечивало им вероятность победы, делавшейся сомнительной в других указанных выше странах, вследствие значительного в них преобладания невольничьего элемента. На Гаити, французской части Сан-Доминго, в 1788 г., т. е. незадолго до восстания невольников, отношение между составными частями населения было следующее: 8% белых, 5% свободных негров, 87% невольников. Это-то ненормальное отношение и вызвало страшную катастрофу со всеми ужасными ее последствиями, окончившуюся провозглашением независимости острова и образованием свободных негрских государств. Та же печальная судьба ожидала и английские Антиллы, если бы правительство английское вовремя не догадалось предупредить ужасы восстания диких масс освобождением их. При этом следует заметить, что испанцы не так злоупотребляли своей рабовладельческой властью, как англичане и американцы южных штатов, и что во владениях первых освобождение из рабства совершилось легче, нежели у последних.

С тех пор, как Гумбольдт путешествовал по странам, где невольничество процветало, прошло более полувека и оно уже почти везде в них исчезло; тем не менее интересно еще и теперь знать его отзыв об этом сданном в архив истории учреждении, так долго пятнавшем род человеческий, не исключая и народов, принявших христианство. «Я имел случай, – говорит Гумбольдт, – изучить быт невольников в странах, где законы, религия, обычай подали друг другу руку для облегчения участи рабов; но несмотря на это я при отъезде из Америки проникнут таким же отвращением к невольничеству, с каким я оставил Европу. Напрасно, продолжает он, остроумные писатели стараются маскировать жестокость этого учреждения разными нежно-звучащими словами, напр., антильские крестьяне из негров, подданство черных, патриархальная защита и т. п. Подобные уловки оскорбляют только благородные свойства духа и мысли, употребляя их на защиту учреждения, возмущающего человеческое чувство. Неужели мы можем успокоиться сравнением положения этих несчастных с положением крепостных в средние века или на северо-востоке Европы? Эти пошлые сравнения, эта диалектика и горделивое неудовольствие заинтересованных, обнаруживаемое ими, когда кто-либо осмелится выразить надежду на постепенное улучшение быта негров и смягчение невольничества, суть в XIX в. бессильное оружие. Великие политические перевороты, совершившиеся на материке Америки и на Антильском архипелаге с начала текущего столетия, действуют на идеи и образ мыслей даже тех стран, где невольничество еще существует, и они не могут не вызвать в них перемены».

Гумбольдт желал изменения или, вернее, отмены невольничества путем законодательства, отвергая совершенно пустые фразы, что следует предоставить совершение этой реформы времени и влиянию цивилизации. Он говорит, что время окажет, конечно, свое влияние на рабов, но вместе и на отношения между обитателями островов и материка и на события, руководить которыми не будет уже возможности, если упустить время в апатической недеятельности. Везде, где невольничество существует продолжительное время, успехи цивилизации оказывают гораздо менее влияния на быт невольников, чем сколько от нее ожидают. Цивилизация редко распространяется на огромное количество индивидуумов; она не проникает к тем надсмотрщикам, которые находятся в непосредственном соприкосновении с рабочими на сгонном месте или на фабриках. Отдельные улучшения быта, затеваемые гуманными рабовладельцами, не только не достигают цели, но даже опасны по контрасту с положением большинства; для успеха необходима общая мера вместе с твердой волей местных властей и содействием всего образованного общества поддерживать ее. Без этого повторилось бы явление, известное нам из римской истории, где рабовладение существовало со всеми его ужасными и вредными последствиями рядом с так прославленными успехами цивилизации и утонченностью нравов. Существование невольничества в известной стране есть, так сказать, постоянное обвинение против цивилизации ее, соединенное с постоянной же угрозой поглотить ее, когда ударит час мести.

И туземные обитатели Америки, индейцы, обратили на себя внимание Гумбольдта. Он нашел между разнообразнейшими родами их замечательное сходство, указывающее на их общее происхождение. Общие черты их наружности можно обозначить следующим очерком: темная, медного цвета, кожа; гладкие волосы, слабо развитая борода, небольшой рост, наружные углы глаз, приподнятые кверху, к стороне висков; выдающиеся скулы, толстые губы с выражением доброты вокруг их, сильно контрастирующей с дикостью взгляда. Для непривычного глаза европейца довольно трудно отличить между собой отдельных индивидуумов, хотя отдельные роды и представляют довольно характеристические признаки. Между тем как цвет кожи белого зависит не столько от происхождения, сколько от климата, влияние последнего совершенно не существует у туземных американцев и негров. Между племенами Нового Света встречаются такие, которые по цвету кожи приближаются к арабам или маврам. В лесах Гвианы, в особенности у истоков Ориноко, живут племена так же белые, как местицы, хотя они никогда не скрещивались с европейцами; кругом них живет население темнокожее. Обитатели плоской мексиканской возвышенности представляют гораздо более темную кожу, чем жители Кито и Новой Гранады, несмотря на то, что они живут в одинаковом климате. Нагой индеец имеет такую же кожу, как и носящий платье; и части тела последнего, покрытые одеждой, вовсе не светлее, чем подверженные действию воздуха и солнца. Мнение, распространенное Вольнеем, будто дети индейцев рождаются белыми, и женщины, прикрывающие нижние части живота, сохраняют их тоже белыми, Гумбольдт опровергает, по крайней мере касательно тех племен, которые он исследовал.