Ежи Климковский - Я был адъютантом генерала Андерса

Получив это письмо, Андерс страшно рассердился на профессора Кота, так как он сам в основном являлся инициатором посылки военных представителей. Знал о них давно и сам подписывал соответствующий приказ. Поэтому решил с этого момента информировать профессора Кота только о том, что могло быть полезным в реализации его намерений, а о других вопросах ничего ему не рассказывать.

А профессору Коту это совсем не помешало через несколько дней так информировать Сикорского о положении в армии:

«...Здесь нет ни санации, ни чего-нибудь другого, здесь только хорошие поляки...»

Не желая послать польские части на Восточный фронт, чтобы они совместно с Красной Армией сражалось против Германии под советским Верховным командованием, Андерс сразу же по получении 5 пехотной дивизией оружия в сентябре 1941 года, решил ее разоружить, изъяв у нее свыше трети оружия по предлогом, что оно необходимо для обучения других частей и для караульной службы, охраны складов, штабов и т. п. Человеку, не посвященному в подлинный смысл подобного распоряжения, оно могло показаться совершенно правильным.

После всего этого не удивительно, что отношения с Советским Союзом начинают охлаждаться. Андерс все решительнее преследует тех офицеров, которые относятся к Советскому Союзу, по его мнению, слишком доброжелательно. Он не только не давал им назначений, не только переводил их в офицерский резерв и отодвигал на второй план, но с помощью послушных ему судов стал готовить даже фальсифицированные процессы, на которых они могли быть обвинены и осуждены «законными» приговорами «независимых» судов.

Именно так поступили, между прочим, и с подполковником Леоном Букоемским. За то, что он стремился к доброму и дружественному сотрудничеству с Советским Союзом, против него затеяли фиктивный процесс, обвинив в мнимой агитации... в пользу Германии. Когда же судья заявил Андерсу, что не имеет абсолютно никаких оснований для осуждения Букоемского, Андерс приказал нескольким офицерам спровоцировать Букоемского на разговор о Германии, чтобы иметь необходимых свидетелей обвинения. Такой «благородный подвиг» был совершен, и суд получил нужных ему свидетелей обвинения. Хотя судья и заседатели прекрасно знали, что все это обвинение выдуманное, тем не менее, чтобы удовлетворить Андерса и выполнить его указание, «независимый» суд от имени Речи Посполитой уже на новом месте расположения в Янг-Юле арестовал подполковника Букоемского и приговорил к году тюремного заключения и разжалованию. Многие другие, такие, как полковник Галадык, были отодвинуты в тень, лишены возможности получить более или менее значительную работу.

Обстановка становилась все более тяжелой. Доходило даже до определенной напряженности в отношениях между представителями Советской власти и польским военным командованием. Поэтому трудно говорить о каком-либо доверии со стороны советских властей. Это недоверие углубляли как Андерс, так и посол Кот, который так телеграфировал Сикорскому 13 ноября 1941 г.

«Дорогой и любимый генерал!

На случай, если я не вернусь из полета в Москву, который предстоит совершить завтра в связи с твоим приездом, то передаю тебе мои сердечные объятия и самое горячее пожелание, чтобы тебе удалось вытащить наш народ и государство из пропасти и осуществить их возрождение в послевоенный период... Не сомневаюсь, что позаботишься о моей семье.

Горячо тебя обнимаю. Всегда твой

Такая атмосфера неуверенности и недоверия быстро проникала в низы и создавала ненормальные отношения.

Между прочим, она явилась причиной такого случая. В штаб польской армии в Бузулуке вошел лейтенант Красной Армии в нетрезвом виде. Он пришел к одному польскому офицеру, своему знакомому. Это было после окончания работы. Дежурный жандарм не хотел впускать его в помещение, из-за этого произошла ссора, во время которой жандарм застрелил лейтенанта. За свое «усердие» он получил повышение в звании. Такое в данном случае нетактичное поведение вызвало неприятное впечатление даже среди сторонников антисоветской политики.

Но и польские внутренние взаимоотношения становились все более ненормальными. Прежде всего существовала колоссальная диспропорция между бытом руководителей и жизнью остальных, оказавшихся на территории Советского Союза. Польские начальники как в посольстве, так и в штабе жили весьма расточительно, в то время, когда вокруг царила нужда. Имелись возможности облегчить положение рядовых поляков, к сожалению, таких возможностей не только не использовали, но и усиливали нужду, гоняя людей с места на место без необходимой заботы о них. Бедный человек, нуждающийся в куске хлеба, часто уходил из посольства или штаба с пустыми руками. Не лучше обстояло дело и в общественной опеке, которую при помощи посольства организовал штаб. С озабоченной и сочувствующей миной высказывалось сострадание к несчастному, сетования на трудные времена, на нехватку денег, жалобы на большие ограничения, причем постоянно подчеркивалось, что всему виной — Советский Союз и что именно он обязан взять на себя дело опеки и питания. Между прочим, этот вопрос ставился перед английским послом Криппсом.

Для оказания людям помощи не хватало денег, а на посольские дачи или золотые портсигары, на икру, на гулянки и попойки недостатка в них не было, они всегда как-то находились.

Когда же двое юношей, один двадцати лет, второй восемнадцати, однажды вечером, часов около восьми подошли к продовольственному складу, может намереваясь оттуда украсть несколько банок консервов — ибо как они объясняли позже, несколько дней ничего не ели — были часовым задержаны, а затем арестованы по обвинению в попытке совершить грабительское нападение на склад. Андерс назначил суд и приказал осудить их к смертной казни. Суд не имел никаких законных оснований для вынесения вообще какого-либо приговора, ведь преступление не было совершено, не имелось даже достаточных улик для доказательства их преступных намерений и дальнейшего содержания под стражей. Тем не менее генерал настаивал, решив добиться своего. Ему объясняли, что военные власти вообще не имеют права вмешиваться в это дело, так как ребята были лицами гражданскими, что склад был тоже гражданский и в данном случае военные власти ко всему этому не имеют никакого отношения, что можно лишь это дело как гражданское передать советским властям. Генерал ничего не хотел слышать, не поддавался никаким уговорам. Он хотел ввести режим террора. До тех пор подбирал состав суда, лично менял судей, заседателей, приглашал к себе, просил, объяснял, угрожал, что наконец нашел послушных себе лиц. Суд выполнил приказ. Обоих молодых людей за «грабительское нападение» на склад общественной опеки приговорили к смертной казни через расстрел. Генерал Андерс с удовлетворением потирал руки и приговор утвердил. На следующий день на рассвете приговор привели в исполнение. Это было обыкновенное убийство, прикрытое видимостью законности.