Христиан Девет - Война буров с Англией

Все делается так, как должно быть, а потому, если человек лентяй, т. е. такой, который не старается избегнуть встречающиеся ему на пути неприятности и ничего не делает для их устранения, то он сам виноват в своей беде; тогда ему нечего жаловаться и не на кого пенять. Уровень Оранжевой реки был высок. А между тем нечего было и думать о том, чтобы я и правительство[46] получили бы какие-нибудь шансы на отдых. Англичане слишком полюбили нас, чтобы мы могли не ожидать нового посещения с их стороны. Смирно оставаться и ждать падения воды в реке было невозможно. Так вот почему, читатель, я не попал тогда, в Капскую колонию: мой старый друг генерал Нокс, будучи сильно против этого, изо всех сил старался не пропустить меня туда, а тут еще и переход через реки стал невозможным и помог ему в этом. Но что же было делать? Идти назад невозможно, так как и Каледон был уже непереходим. И через страну базутов нельзя было двинуться. Сидеть в узком пространстве между двумя разлившимися реками в ожидании, что через 10—12 дней нахлынет громадная сила генерала Нокса, — положение незавидное. Было над чем задуматься.

Так куда же?

Да, англичане закинули на меня петлю, так как разлив обеих рек продолжается целые недели. Они заперли меня кругом, «cornered», как они любят говорить в таких случаях.

Для меня выхода не было. Мы читали позднее в «Южно-Африканских новостях» (South African News), что лорд Китченер и генерал Нокс издали приказ не брать пленных. Я не буду утверждать, что это правда, но нам показалось подозрительным, что г-н Картрайт, издатель этой газеты, был посажен в тюрьму за то, что осмелился напечатать об этом про лорда Китченера.

Положение вещей представлялось не в розовом цвете. Я знаю хорошо, что изменники-буры, передавшиеся англичанам (de national scouts), советовали занять все мосты и переходы, чтобы поймать Штейна и Девета.

Я все-таки повернул по направлению к Коммиссидрифту; но, как и предполагал, неприятель занял переход. С обеих сторон моста были вырыты овраги и навалены укрепления, которые, конечно, можно было взять только при дневном свете.

Когда я увидел, что и здесь неудача, я немедленно послал людей к реке разузнать, все ли она еще поднимается. Могло случиться, что где-нибудь, выше по реке, дожди были менее сильны. Вскоре посланные возвратились, принеся радостную весть, что вода начала спадать и что авось вечером можно будет попробовать. Легко представить себе, какая это была для нас радость. Наши лошади были измучены. Это ведь был уже третий день, что несчастные животные должны были идти по ужасной дороге без всякого корма: трава была еще так мала, что не могла подкреплять сил. Но делать нечего, нужно было идти вперед.

Нам оставался только один возможный путь: перейти через реку и получить по другую сторону больший простор. Первый переход, который мы наметили (если только он не был тоже занят неприятелем), лежал выше по реке за 10—12 миль от нас, недалеко от Севенфонтейна. Мы подошли туда незадолго до захода солнца и нашли его незанятым и возможным для переправы. То-то была радость!

Это случилось 8 декабря 1900 года.

Я двинулся по направлению к Деветсдорпу в надежде на то, что, пока генерал Нокс со своей громадной армией даст мне маленькую передышку, я успею дать возможность отдохнуть лошадям и снова постараюсь проникнуть в Капскую колонию. Но нет! Англичане слишком боялись того, что если президент Штейн и я появимся в Капской колонии, то дела их сильно осложнятся. Поэтому генерал Нокс стянул все свои силы, чтобы прогнать нас на север. Но это было совсем уж не так плохо для нас, так как я знал, что если англичане будут гнаться за мной, то они оставят в покое генерала Критцингера и капитана Схеперса и откроют им путь через Оранжевую реку. И действительно, они совсем не имели покоя: со стороны Аливаль-Норда, в то время как дан был отдых лошадям, около Застрона, часть войска Брабанта Горзе причиняла им всякие неприятности, пока генерал Критцингер не нанес им чувствительный урон (60 человек убитыми и ранеными). Зато после этого Схеперс и Критцингер, несколько отдохнув, могли направиться в Капскую колонию.

Но, как я уже сказал, англичане слишком полюбили меня и президента Штейна. Они еще два дня после того преследовали нас до Вильчебомспрейта (округ Вепенер). Здесь присоединился ко мне отряд комманданта Газебрука, и мы наконец-то могли дать некоторый отдых нашим лошадям. Затем генерал Нокс снова начал погоню за нами. Я направился на запад к Эденбургу в надежде опять попытаться проникнуть в Капскую колонию. Не одни только силы генерала Нокса гнались за нами. По прибытии в местечко Хексривир, не доходя двух часов до Эденбурга, мы узнали от наших разведчиков, что нас поджидала другая большая английская колонна.

Что же было теперь делать?

Я в тот же вечер повернул к Вепенеру.

На другое утро неприятель опять гнался по нашим следам; но благодаря тому, что мы успели уже сделать миль двадцать, мы оказались настолько впереди, что нам не пришлось уже так гнать ни в этот день, ни даже на следующий.

В полдень 13 декабря мы заняли сильные позиции, растянув их более чем на 8 миль от местечка Ритфонтейн в округе Вепенер, к северу от Даспорта. Неприятель должен был бы тотчас остановиться для того, чтобы дождаться арьергарда, так как иначе позиции нелегко было взять. Я знал, что, прежде чем неприятель сможет напасть на нас, станет уже темно, но зато перед нами лежала сильная линия от Блумфонтейна через Таба-Нху и Спринкганснек на Ледибранд. Через эту линию нам необходимо было прорваться, и потому нужно было сделать так, чтобы к нашим затруднениям не прибавилась еще погоня за нами неприятеля. Поэтому неизбежно было снова предпринять ночной поход и не допустить близко генерала Нокса.

Я велел держаться позиции до самого вечера, чтобы неприятель нас видел, и, как только наступила темнота, приказал даже строить укрепления, чтобы ввести англичан в заблуждение. что мы имеем намерение на следующий день при их приближении вступить в бой. Перед вечером я даже приказал бюргерам показываться на укреплениях, а вскоре затем, ночью, мы двинулись вперед.

Бюргеры стали роптать. «Что значила эта быстрая перемена в приказаниях генерала?» — спрашивали они друг друга. Но я молчал и думал про себя: «Завтра увидите сами».

Мы двинулись вправо от Спринкганснека, сперва очень медленно, так как лошади у некоторых бюргеров были настолько слабы, что им самим много приходилось идти пешком. Генерал Филипп Бота и я были позади, так как мы полагали, что только на следующий день, 14 декабря, около 10 часов мы подойдем к линии укреплений.

В предыдущую ночь присоединился ко мне коммандант Микаэль Принслоо с 300 вифлеемских бюргеров, пришедших из Спринкганснека. Так как их лошади были в хорошем виде, то я приказал комманданту Принслоо идти вперед через проход Спринкганснек для того, чтобы занять позиции к северу от линии и к востоку от Таба-Нху. Он должен был это сделать с тою целью, чтобы, когда мы на другой день проходили бы там, помешать неприятелю у Таба-Нху послать подкрепления к Спринкганснеку. Действительно, оказалось, что это было для нас выгодно, так как англичане при дневном свете могли нас видеть с высот Таба-Нху. И действительно, они послали подкрепление в ту сторону, куда мы шли, но комманданту Принслоо посчастливилось отпугнуть их назад, так что, когда мы пришли в Спринкганснек, нам пришлось пройти через укрепленную линию, но и только.